Данвер поблагодарил и добавил, что, прежде чем принять какое-либо решение, встретится с каждым из заинтересованных лиц.

Меряя шагами парадный зал, Жаспар терзался сомнениями. Должен ли он уволить этого человека, отправившего на костер ни в чем не повинных людей, приговорившего к изгнанию Анну Дюмулен, не испытывавшего угрызений совести и рассуждавшего, как заправский философ? Впрочем, верно и то, что он лишь повиновался, хоть при этом и усердствовал. Он будет повиноваться и впредь, но теперь уже ему, председателю судейской коллегии. Выиграет ли он, поставив на это место нового человека? Скажем, молодого судью, неопытного и бестолкового, вроде тех, которые сопровождают его? Либо такого, как Канэн или Бушар, не обладающих ни гибкостью, ни умом Ла Барелля? Вообще-то, Жаспару очень хотелось уволить главу магистратуры Миранжа, это доставило бы ему огромное удовольствие, но государство не могло позволить себе разбрасываться преданными слугами. Хамелеоны не безупречны — они полезны.

Судья Канэн явился, потупив взор, пробормотал какие-то слова приветствия и разразился обвинительной речью против новых времен. А поскольку ему представилась возможность высказаться перед членом Высшего суда, — Канэн делал вид, что они не знакомы, — он жаждал показать масштаб обрушившегося на королевство несчастья: поднимающий голову атеизм, процветающую преступность, лишившуюся уважения полицию…

Его голос звучал громче, чем обычно, хотя сам Данвер старался говорить тихо. Ла Барелль не ошибся в своем прокуроре… Канэн с раскаянием вспоминал о тех временах, когда трибунал Миранжа утром принимал решения, днем приводил их в исполнение, а вечером уже закрывал дело. Зато теперь, с сожалением констатировал он, все вокруг расточают любезности, французы подражают итальянцам, итальянцы ведут себя, как турки, короче, весь мир перевернулся вверх дном. Скоро сам суд изменится до неузнаваемости.

Председатель судейской коллегии согласился с ним. Но, уточнил он, сам судья Канэн от этого не пострадает, поскольку его ожидают другие дела в другом месте.

У Канэна отвисла челюсть.

В крепости Бреганнек нужен прокурор. Помимо Дени Мало, бывшего начальника тюрьмы в Миранже, туда никто не хочет ехать. Тем не менее правосудие должно властвовать повсюду. Провинция не может оставаться без представителя закона!

Канэн пожирал взглядом председателя судейской коллегии.

Данвер невозмутимо продолжал рассказывать, что это дело срочное и прибытие служителя закона не может откладываться надолго. Лучше всего, если перевод состоится в ближайшие дни… Что думает по этому поводу судья Канэн?

Он думает… что подвержен морской болезни… и что будет чужаком в этой далекой Бретани…

Но Данвер заверил его, что, в конечном итоге, человек ко всему привыкает.

Судья Бушар был доволен своей работой в магистратуре Миранжа. Он прекрасно знал свое дело и мог вынести вердикт, даже не заглядывая в бумаги. Конечно, он был в курсе изменений в судопроизводстве и придерживался требований новых директив Высшего суда, но преступник всегда останется преступником, а вор — вором. Однако… что-то было не так, что-то не ладилось.

Председатель судейской коллегии внимательно слушал его.

По словам Бушара, его угнетала не судейская рутина, а серая жизнь в округе Миранжа. Раньше были хоть какие-то состязания, праздники, а теперь все томились от страшной скуки. Даже бородатая женщина уже никого не волновала. Бродячие циркачи показывали все тех же монстров, выступали с теми же номерами. Поэтому он хотел бы уехать отсюда, встретить людей, которые любят красивых женщин, вкусную пищу и развлечения. А здесь же только глупые монахи по воскресеньям вносят разнообразие в серую жизнь.

Перевод возможен только в том случае, если он несет пользу правосудию, а не служит личным целям, напомнил ему председатель судейской коллегии Данвер.

Бушар признал справедливость его слов, однако не смог удержаться от сумбурного изложения каких-то несущественных претензий. На том их встреча и закончилась. Судья тщетно искал нужные слова: увлекшись обвинениями, он уже не мог просить о снисхождении даже для самого себя.

Секретарь суда был таким же бесцветным ничтожеством, что и раньше, поэтому сама мысль о продвижении по служебной лестнице казалась невозможной.

Начальник тюрьмы лишь недавно появился в Миранже. Особой словоохотливостью он не отличался и показался Данверу равнодушным ко всему на свете.

Лейтенант полиции утомленно опустился в кресло. Спокойный и почтительный, он был готов к выполнению новых военных задач. Готов служить, кем бы ни был его начальник. Как и Ла Барелль, лейтенант Шатэнь обладал обостренным чувством долга, а для полицейского верность долгу — это высшая добродетель. Полицейский, который отказался бы выполнять приказы, потерял бы свое лицо и честь… Известий от старого друга Мало он не получал. Иногда он с сожалением вспоминает о былых совместных проделках. У нового начальника тюрьмы совсем нет чувства юмора.

Палач, как обычно, жаловался, что его никто не любит, даже собственная жена. К тому же наступили такие времена, что он практически остался без работы. За месяц не набирается даже трех казней. Вот раньше были времена! Если так пойдет дальше, то скоро ему придется класть зубы на полку. А пока он живет за счет перепродажи своего инвентаря. Со скидкой, разумеется. В общем, приходится заниматься побочным ремеслом. Оно не самое лучшее и малоприбыльное, но все же лучше, чем ничего. К счастью, — для него, а не для покойника, — с хирургом Миранжа произошел несчастный случай: темной ночью бедняга упал на свои инструменты и истек кровью! Утром нашли его приплюснутое, как у камбалы, тело. Церковь отрицательно относится к хирургии. Однако нужно было что-то делать! Стоявшая перед палачом задача не сильно отличалась от основной работы. Только вместо расчленения пришлось заняться штопкой. Правда, нужно было осторожно обращаться со спиртом, чтобы не перепутать, пошутил палач. Без шутки нельзя, ведь жизнь — штука серьезная.

На следующий день председатель судейской коллегии Данвер огласил свои решения о магистратуре Миранжа.

Председатель суда и лейтенант полиции продолжат свою работу, однако их деятельность подвергнется коренным изменениям. Должности судей-асессоров Канэна и Бушара займут уже получившие назначение молодые судьи, чьи имена по иронии судьбы созвучны именам отставников (что-то вроде Канара и Бушэна). На начальника тюрьмы возлагается обязанность найти хорошего лекаря, действительно умеющего лечить людей. Палач продолжит зарабатывать на жизнь своими силами. Лакей при магистратуре переводится на штатную должность. То же самое касается сотрудников полиции и службы надзора, как старых, так и тех, которые скоро получат назначение. Светские эксперты займут должности, освободившиеся после ухода шевалье д’Ирэ и иезуита.

Тимоте де Ла Барелль был удовлетворен: он сохранил за собой должность, а заодно избавился от Канэна и Бушара. К нему вернулась начальственная любезность, и в знак признательности за оказанное доверие, а также чтобы забыть прошлое, он предложил — если, конечно, господин председатель судейской коллегии, член Высшего суда не возражает — устроить прощальный обед, расходы за который возьмет на себя магистратура Миранжа. Вдобавок Ла Барелль пообещал принести для кухни собранные лично им грибы, в которых, как все знали, он прекрасно разбирался: белые, лисички, пестрые грибы-зонтики и, может быть, даже королевские мухоморы. Не путать с красными мухоморами! Председатель был в ударе, новые веяния словно омолодили его.