Она всегда просыпалась.

Через некоторое время она заставила себя вылезти из постели и на цыпочках подойти к двери. Она стояла в пижаме, отчаянно труся.

Раз, два, три, четыре, пять, шесть — и обратно, раз, два, три, четыре, пять, шесть. Длинные размеренные шаги туда и сюда по мозаичному полу холла.

Был ли это ее отец? Знал ли он, что наверху его несчастная дочь? Он не мог или не хотел увидеть ее месяцы, годы спустя. Он должен был прийти на ее день рождения. Никто никогда не рассказывал ему о ней. Он бы удивился, увидев ее. Он бы качал ее на руках и говорил: «Ты не красивая — (потому что она действительно не была красивой) — но ты милая и я люблю тебя».

Но для того, чтобы это случилось, он должен узнать о ней. И для этого был только один способ: открыть дверь, выйти на верхнюю площадку лестницы, посмотреть вниз и сказать: «Привет, папочка!»

Глупо так бояться. Она никогда ничего не боялась, кроме этих тайных шагов.

Дэйдр вскинула подбородок, ее рука тихо повернула ручку двери. Она бесшумно открыла ее и увидела свет, падающий на лестницу из холла. Девочка дрожала так, что почти не могла идти. Брюки ее пижамы съехали. Она яростно поддернула их, одна нога запуталась в брючине. Дэйдр споткнулась, раздался глухой стук. Это был не громкий звук, но достаточный, чтобы остановить те шаги.

Оцепеневшая, она стояла в полной тишине. Теперь шаги послышались снова, человек шел вверх по лестнице.

Вспыхнул свет. Ужасно высокая фигура стояла над нею.

Наконец Дэйдр подняла глаза и заглянула в нависающее над ней лицо. В тот момент вся ее смелость покинула ее. Она захныкала, окаменев от страха.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Люк не выпускал Эбби из вида. Он включил все лампы, задернул шторы, ходя из комнаты в комнату с такой дотошной тщательностью, что Эбби не выдержала и рассмеялась.

— Дорогой, ты похож на старого ревнивца, который ищет соперника под кроватью.

— Перестань смеяться: все очень серьезно. Мы здесь больше не останемся. Собери вещи, которые тебе могут понадобиться на несколько дней. Мы едем в отель.

Эбби села.

— Я не сдвинусь с места, пока ты мне все не расскажешь.

— Я расскажу тебе. Завтра этот дом будет выставлен па продажу. Сегодня вечером мы уедем и свяжемся с полицией.

Он слегка отдернул штору и выглянул на реку. На лодке Джока светлячком горел свет, и слышалась обычная мелодия, правда, приглушенная.

— По крайней мере, Джок не изменил своим привычкам, — сказала Эбби почти с любовью. — Я думаю, мне будет недоставать его, если мы переедем.

— Никаких если! Я ненавижу это место так же, как и ты.

Эбби удивленно подняла глаза:

— Люк! Я совершенно не представляла, что происходит в твоей душе.

— И я рад этому, — он подошел к ней, протянув руки. — Понюхай, чем пахнут мои пальцы.

Слабый едкий запах был отчетливым.

— Что это? — спросила Эбби.

— Опиум. Я только что выгрузил его из машины Милтона. Вот для чего был устроен этот уик-энд.

— Человек из Дарвина! — воскликнула Эбби. — Он приехал туда встретиться с вами.

Люк кивнул:

— Он один из шестерок этого синдиката. Я-то надеялся, что это будет сам босс, но нет. Он стюард на одном из больших самолетов и провез контрабандой несколько пакетов наркотика. Но, как и все мы, он никогда не встречался с боссом. Получал его приказы по телефону в Сингапуре. Этот синдикат ввозил опиум и распространял на рынке в других видах: героин и морфий. Маленькими порциями в крошечных контейнерах.

— Губная помада, — выдохнула Эбби.

— Ты слишком умна, дорогая. Тебе не повезло, что она попалась тебе. То, что ты считала совершенно невинной вещью, было смертельной опасностью. Стоило тебе только вынуть помаду и найти под нею порошок. Так он распространялся.

— А готовился в «Роуз Бэй Косметик Компани»?

— Вот именно. Среди нескольких прочих невинных вещей. Они скромно работали в известном тебе здании в Кроссе, но в последнюю неделю занервничали. Полиция стала что-то подозревать. Надо было бежать. Ты появилась там в самый разгар переезда. Я с ужасом думаю, что тебя могли убить. Я был уверен, что обезопасил тебя, но сегодняшний случай…

Люк смотрел на нее полными раскаяния глазами.

— Сможешь ли ты простить меня? Я не гожусь для таких игр. Я думал, что с тобой ничего не случится, пока ты не знаешь, что происходит. Фактически меня убеждали в этом, и я поверил. Так что я помог Лоле организовать камуфляж на следующий день, когда ты вернулась в ту комнату. Я надеялся, что тебя можно будет па время одурачить.

— Плохо же ты меня знаешь! — прошептала Эбби.

— Похоже на то. В один момент я готов был свернуть тебе шею. Ты на самом деле гораздо умнее меня. Мне следовало все рассказать тебе с самого начала, но они могли бы что-то заподозрить. Я долго работал, чтобы заслужить их доверие. Они только в самый последний момент решили взять меня в это путешествие.

— Зачем тебе было нужно их доверие?

— Потому что Эндрю погиб шесть месяцев назад, работая над этим делом. Корабль из Гонконга был в порту, и он отправился на него провести расследование. Как ты знаешь, он не вернулся. Его смерть была замята департаментом. Никто не связал его со мной.

— Тот корабль, что снова пришел на днях, — с мертвым китайцем?

— Да. Капитан — подозрительная личность, но у полиции нет против него никаких улик.

Глаза Эбби были полны понимания и сочувствия.

— Значит, ты начал там, где остановился Эндрю?

— Я убедил полицию позволить мне провести небольшое личное расследование. Я знал, что Эндрю был связан с Моффатами, но они казались только получателями. Нам нужен был мозг этой организации, яркая и безжалостная личность, которая, по нашему мнению, ездила в Сингапур и Гонконг, организовывая перевозки и держа в руках всю команду. Моффаты — мелкая рыбешка. Мы должны найти и взять того человека.

— Мужа Лолы? — интуитивно предположила Эбби.

— Возможно. Хотя я сомневаюсь. Скорее всего, ее муж тоже одна из мелких рыбешек. Думаю, что таинственный мистер Хейдерсон — это твой приятель с рыбьим лицом.

— Конечно! — воскликнула Эбби. — Он был в ее комнате прошлой ночью. Я слышала его. О, бедная Дэйдр.

Люк вытаращил глаза:

— Какое отношение ко всему этому имеет Дэйдр?

— Если это ее отец после всех ее надежд!

— Я не понимаю, о чем ты говоришь. Я никогда не видел менее мечтательного ребенка.