«Конкретными, заблаговременно разработанными эвакуационными планами на случай неблагоприятного хода военных действий мы не располагали. Положение осложнялось тем, что многие предприятия прифронтовых районов до последней возможности должны были давать продукцию для обеспечения нужд обороны. Наряду с этим нужно было своевременно подготовить оборудование промышленных объектов к демонтажу и эвакуации, которую приходилось часто осуществлять под артиллерийским обстрелом и вражескими бомбардировками.

Между тем необходимого опыта планирования и проведения столь экстренного перемещения производительных сил из западных районов страны на восток у нас не было. Помню, как по заданию директивных органов мы специально разыскивали в архивах и библиотеках Москвы, в том числе в Государственной библиотеке им. В. И. Ленина, хотя бы отрывочные сведения об эвакуации во время Первой мировой войны, но найти почти ничего не удалось. Опыт приобретался в ходе военных действий».

Ну, если эвакуация на самом деле проводилась так… чу, колокольчик! Бросайте книжку, немецкий барон зовет русских холопов пятки ему чесать! Не зовет? Ну, стало быть, не так все это было… И либо лукавит товарищ Дубровин, либо говорит лукавую же правду: не было в НКПС этих планов. Но не более того.

* * *

…Продержался Лазарь Моисеевич в качестве председателя данного органа недолго. 26-го, 27 июня и 1 июля в Совет по эвакуации были введены Микоян, в качестве первого заместителя председателя, Берия и Первухин, тоже в качестве зампреда, то есть в нем появились наконец серьезные люди. 3 июля 1941 г. председателем Совета по эвакуации был назначен кандидат в члены Политбюро ЦК, секретарь ВЦСПС Шверник — с какого перепугу на эту должность поставили профсоюзника, вообще непонятно. 16 июля Совет переименовали в Комитет по эвакуации. Теперь в него входили Шверник (председатель), Косыгин (зам. председателя), Первухин (зам. председателя), Микоян, Каганович, Сабуров и Абакумов (НКВД). Берия, как видим, из данной структуры уже испарился, так что снова в ней не оказалось ни одного члена ГКО. Исчез и Шапошников, вскоре назначенный, как мы помним, начальником Генерального штаба.

Ну, и что мы имеем в итоге? А в итоге мы имеем не комитет, а форменный карнавал. Председатель — многолетний профсоюзник, в заместителях два зампреда Совнаркома, но каких! Косыгин — в недавнем прошлом нарком текстильной промышленности, Первухин — нарком электростанций. По этой логике, могли бы назначить и председателя Союза писателей… Далее: Микоян — нарком внешней торговли, о Кагановиче мы уже говорили, Сабуров — зампредседателя Госплана, самое время, конечно, планы размещения заводов составлять, до войны не успеть было… А в целом ощущение такое, словно бы мобилизовали людей из советской верхушки, кто меньше других загружен, и отправили командовать эвакуацией. Разве что Абакумов — но сами понимаете, до каких «параллельных» поручений было руководителю особых отделов в начале войны. Нет, может статься, он и приходил на заседания — поспать немного…

Тщетно пыталась я выловить и какую-то конкретную информацию о том, чем занимался Совет. Нашлась, правда, парочка «боковых» поручений. С 5 июля, например, на железных дорогах начали работать эвакопункты, которые организовывали питание и медицинское обслуживание эвакуируемых, к 22 августа их насчитывалось 128 штук. Дело, конечно, хорошее, но перед тем как обеспечивать питанием, всех этих людей надо было собрать, посадить в вагоны, привезти эти вагоны на данные станции… Или, скажем, 11 июля Косыгин возглавил группу инспекторов при комитете, которые контролировали проведение эвакуации предприятий. Контроль — дело опять же хорошее — но кто проводил саму эвакуацию?

Молчат господа историки, молчат насмерть…

…Так, согласно официальной версии, выглядели организаторы той операции, которая во всем мире признана беспрецедентной. Без предварительных планов, в пожарном порядке, во главе с председателем советских профсоюзов, которому помогали люди, никаким боком не соприкасавшиеся с тем делом, коим были призваны руководить. А вот начальник Управления военных сообщений, которое реально занималось эвакоперевозками, в их число не вошёл.

В общем, трудно найти структуру, которая бы так откровенно кричала о своей декоративности, как Комитет по эвакуации.

А теперь посмотрим, как выглядела эта никем заранее не подготовленная эвакуация. 27 июня было подписано постановление ЦК и Совнаркома «О порядке вывоза и размещения людских контингентов» и определены приоритеты: кого и что вывозить в первую очередь. В тот же день приняты решения о вывозе из Ленинграда ценностей и картин ленинградских музеев, из Москвы — государственных запасов драгоценных металлов, драгоценных камней, алмазного фонда СССР и ценностей Оружейной палаты Кремля. Немцы еще до Минска не дошли! А постановлением от 11 июля определяется порядок эвакуации предприятий из Ленинграда и Москвы! Едва ли стоит лишний раз называть имена людей, которые одни только могли принимать такие решения (и товарищ Шверник в их число не только не входил, но даже и права совещательного голоса там не имел). Ну и какие, спрашивается, планы были у советского правительства на грядущую войну, какая была у нас военная доктрина? Малой кровью на чужой территории?

А теперь кое-что о порядке эвакуации. Планы были разработаны детальнейшим образом.

«Из Ленинграда завод № 7 — в Куйбышев, № 349 — в Казань, № 350 — в Новосибирск, № 354 — на ст. Ночка Пензенской области, № 357 — в Омск.

Из Москвы: завод № 46 — в Свердловскую область, завод № 4 — в Красноярск, завод № 232 — в Сталинград, завод № 5 (боеприпасов) — в Муром, завод № 77 — в Новосибирск, завод № 6 — в Молотов, завод № 522 — в Нижний Тагил и так далее. В постановлении указывался срок погрузки — не более 5–7 суток»[79].

Или, скажем, 13 июля 1941 года ГКО постановил организовать в глубоком тылу производство бронебойных и зенитных снарядов. Для этого надо было вывезти из Ленинграда и Москвы 2800 станков. Срок выполнения — 10 дней. Из Москвы, Ленинграда, Киева и Одессы следовало перебросить 5 тысяч рабочих и специалистов. Сроки исполнения — два дня.

Ещё пример — уже упоминавшийся нами Харьковский дизельный завод. Его сумели перебазировать в Челябинск, практически не прерывая производства. В тот день, когда из Харькова ушел последний эшелон, в Челябинске выпустили первые дизеля.

А для того чтобы станки и рабочие прямо с колес вступали в бой, для них должны были заблаговременно подготовить площадки. Уже не в книге, а в интервью Г. А. Куманев говорит:

«Знаете, часто показывают в кино: эшелон с оборудованием, станками, рабочими выгружают где-то за Уралом в чистом поле, в снег… Но я ведь историк, работаю с документами. И просто обомлел, получив в архиве огромную схему — гигантскую „простынь“ — эвакуации предприятий: с поразительной точностью было учтено оборудование, эвакуируемые кадры, расписание — день в день. Размещено — не в степи (за редчайшим исключением), а на площадках смежных предприятий! Пущено в ход — по плану, в необычайно сжатые сроки — в среднем за 1,5 месяца!»[80]