«Самолёты третьей колонны… точно следуя имеющимся у них фотографическим планам военно-промышленных районов Фюрта и Нюрнберга, методически, с поразительной точностью сбрасывали бомбы на предназначенные им объекты. То, что происходило, было так далеко от представления немцев, что они еще долго потом не хотели верить в преднамеренную точность бомбардировки и многое приписывали случайности. Советское нападение не преследовало огульной бомбежки города, его жилых кварталов, исторических памятников, больниц и гостиниц, к чему приучили немцы жителей испанских городов и чего ждали теперь сами. Над притихшим центром Нюрнберга был только слышен могучий шум сотен самолетов, но не упала ни одна бомба. Бомбометание велось с поразительной точностью. Зажигательные бомбы, сброшенные первыми эшелонами, вызвали пожары в военно-промышленных районах…»

И далее:

«Начальник ВВС подробно доложил о начете на Нюрнберг, Фюрт и Бамберг. Военно-промышленные объекты в основном уничтожены. Энергоцентраль больше не существует, водные резервы спущены в Майн. Канал Майн — Дунай в районе Нюрнберга поврежден настолько, что судоходство на время стало невозможным. Военно-химические предприятия Бамберга и запасы химического сырья можно считать уничтоженными.

Наши лётчики и не подозревают, какую услугу оказывают армии, — сказал маршал. — Правда, услуга эта скажется не сразу, но через несколько месяцев, когда начнут иссякать мобзапасы, немцы поймут, чего стоит такой рейд. Это нужно разъяснить командному и политическому составу ВВС — Он помолчал. — Нам бы очень нужно было добраться до Рура. Как вы на этот счёт?»

Повторюсь: это художественная литература, рассчитанная на непритязательного читателя, от лейтенанта Красной Армии до подростка школьного возраста. Одна из популярнейших книг того времени, «Первый удар» отражает, как видим, вполне определенное мышление и полное понимание значимости военной промышленности для ведения войны. Многие ли нынешние подростки, даже увлекающиеся военной историей, могут ответить, что такое мобзапасы? А не подростки? А из историков — многие могут?

* * *

И снова вернемся к разговору о военной доктрине. Как бы уже общепринято, что 20-е годы прошли в атмосфере ожесточённых споров между сторонниками двух основных стратегических направлений в советской военной науке: стратегии «сокрушения» (то есть блицкрига) и стратегии «измора» (название говорит само за себя). Лидером первого направления был Тухачевский, а второго — бывший офицер российского генштаба Свечин. В 30-е годы, когда с подачи Тухачевского Свечин был арестован, конфликт решился сам собой, и в советской военной науке возобладала стратегия «сокрушения», вылившаяся в концепцию войны «малой кровью на чужой территории», которая привела к роковым последствиям в июне 1941 года. Так считается.

В реальности, как оно обычно и бывает, все выглядело несколько по-иному. Начать с того, что знаменитый диспут может служить великолепной иллюстрацией расхождения между теорией и практикой, потому что Тухачевский был сторонником стратегии, связанной с его именем, очень недолгое время и лишь в теории. Сокрушительное поражение под Варшавой, а пуще того работа в должности начальника Штаба РККА, каковую он занял в 1925 году, быстро вылечили «красного Бонапарта» от иллюзий. На практике он поступал как настоящий коммунист, четко отделяя светлый идеал от грубой реальности, в которой оценивал будущую войну как тяжелую и длительную — по крайней мере после того, как в 1926 году сделал горький, но честный вывод, что «в современном состоянии Красная Армия небоеспособна».

Что же касается конфликта между Тухачевским и Свечиным, то каждый из этих военачальников обладал настолько скверным характером, что им не нужен был предлог для ссоры — они грызлись потому, что терпеть друг друга не могли. По-видимому, в РККА просто существовали две группировки — Тухачевского и Свечина. Причем вторые все время пинали Тухачевского за поражение под Варшавой, и тот отбивался, используя в том числе и концепцию блицкрига, по какой причине и решили, что он является сторонником этой стратегии.

И вообще у нас слишком много обсуждают таланты Тухачевского-полководца, но никто, кажется, не пытался изучать его деятельность как организатора армии. А ведь он начинал в Красной Армии не как командир, а как военный комиссар, то есть организатор — и проявил себя в этом качестве достаточно хорошо. У нас опять же много зубоскалят по поводу того, что Тухачевский был сразу назначен командармом, забывая, что его мандат выглядел так:

«…командирован в распоряжение главкома Восточного фронта Муравьева для исполнения работ исключительной важности по организации и формированию Красной Армии в высшие войсковые соединения и командования ими».

То есть сначала он должен был сформировать армию, а уж потом стать ее командующим, а вовсе не был назначен командиром готового соединения, как молчаливо предполагается.

Об этом мало кто говорит, но именно Тухачевский (хотя не исключено, что с подачи руководства Кировского завода) впервые озвучил идею тех перетекающих друг в друга гражданских и военных предприятий, которая потом будет блестяще реализована на практике. Это, с одной стороны, военные заводы, в мирное время выпускающие гражданскую продукцию, а с другой — гражданские производства, легко приспосабливаемые к военным нуждам. И даже его идея произвести 40 тысяч танков, над которой столько изгалялся Виктор Суворов, на практике выглядела так: наладить производство танков на базе производства автомобилей и тракторов, и выпустить 40 тысяч машин по мобилизации, а вовсе не для армии мирного времени, как писал об этом господин Суворов.

Надо ли объяснять, что стратегия блицкрига с мобилизацией промышленности несовместима никак?

Несколько ранее, ещё находясь на посту начальника штаба РККА, Тухачевский инициировал принятие нового положения о подготовительном к войне периоде. В это же время, по любопытному совпадению, всерьёз начинается работа по мобилизационному планированию. Ну не мог штаб РККА быть тут совсем уж ни при чем!

Кое-как сделаешь, кое-как и выйдет.

Русская пословица

Частью мобилизационных планов для промышленности как раз и были планы эвакуации из угрожаемых районов.

Впервые об эвакуации военных заводов заговорили в 1915 году, когда неудачно действовавшая на германском фронте русская армия отступала из Польши. Тогда это действо на самом деле проводилось без предварительного плана — и давайте посмотрим, как оно выглядело[83].

…Первый блин, как водится, вышел комом: на железных дорогах схлестнулись два грузопотока — воинские и эвакуационные перевозки — и успешнейшим образом дезорганизовали и без того не блестяще организованное движение. В итоге и армии помешали воевать, и большинство заводов досталось немцам. Руководили эвакуацией начальники снабжения войск — и, естественно, все грузы, идущие в тыл, были у них на положении падчерицы. Потом дело на железных дорогах более-менее наладилось — например, из одной только Риги было вывезено около 30 тысяч вагонов различных грузов. Зато сработал другой элемент хаоса — систему демонтажа и вывоза производства придумывали на ходу, а в реальности просто кидали в вагоны, что придется.