– Да, да, такая вероятность есть всегда. – Грязная лапа Мэтью выскользнула, как крыса из мусорной кучи, и монеты исчезли. – Премного благодарен, сэр.

Уверенный, что сделал все возможное, чтобы обеспечить будущее сотрудничество Мэтью – если в нем возникнет необходимость, – Жосс расплатился по счету и вышел.

Он вернулся на базар. Прокладывая путь мимо рядов палаток, он не увидел никого, хотя бы отдаленно похожего на Милона, пусть даже переодетого в плащ с капюшоном. Прекратив свои попытки и с облегчением повернувшись спиной к колышущимся, толкающимся толпам, Жосс отправился обратно в Хокенли.

Он остановился на вершине холма. День был жаркий, солнце нещадно палило с ясного голубого неба, а на долгом утомительном пути к аббатству было не так много тенистых мест. Позволив коню свободно пастись в прохладе на зеленой лужайке под дубом, Жосс расслабился в седле и окинул взглядом путь, который уже проделал.

С высоты хорошо просматривались очертания местности. В эти вечерние часы видимость была хорошей. Далеко на севере Жосс смог различить линию холмов. Его взгляд скользнул с запада на восток, по течению реки Медуэй, и спустился вниз, в долину. Несколько секунд он разглядывал величественный замок, возвышающийся над мостом. Городок Тонбридж, изнутри казавшийся многолюдным и оживленным, отсюда, с этой вершины, выглядел маленьким и незначительным. Всем своим существованием он был обязан тому, что в этом месте река пересекалась с главной дорогой.

Со всех сторон вокруг города на четко выделяющемся пространстве, ограниченном с внешней стороны лесом, были сельскохозяйственные владения; сейчас, в середине лета, наносные земли давали обильный урожай зерна, фруктов и хмеля.

«Ничего удивительного, что на базаре столько народу», – подумал Жосс, натягивая поводья и поворачивая коня на дорогу.

Ему нужно было как-нибудь убить время. Дорога на Хокенли огибала огромный выступ Уилденского леса. Внезапно приняв решение, Жосс нашел место, где подлесок был более редким – возможно, здесь пролегла тропа барсука или оленя, – и поехал туда, наклоняясь под деревьями.

Даже теплым июльским вечером под пологом ветвей было прохладно и сумрачно. Жосс легко мог понять, откуда пошла зловещая репутация леса. Пробираясь через чащу, которая становилась все более и более непроходимой, он боролся с настойчивым желанием оглянуться.

Здесь преобладали дубы, смешанные с березами и буками. Жосс предположил, что некоторые из этих исполинов простояли столетия. Их массивные стволы были непомерно широки в обхвате, а ветви, соединяясь высоко над землей, образовывали плотный купол, не пропускавший солнечный свет. Многие деревья были увиты густым плющом, который внизу, у земли, смешивался с ежевикой, орешником, остролистом, боярышником, и все это превращалось в сплошные заросли.

Кое-где Жосс видел следы хорошо проложенных дорог. Возможно, некоторые из них, судя по высоте обочин, были такими же древними, как старые дубы. Были ли это останки дорог, сотворенных римлянами, – прямых, основательных, проложенных на века? Или это то, что осталось от путей железной старины, протоптанных людьми еще до того, как началась история? Людьми, которые знали лес как брата, понимали его природу и могли проникать в самое его сердце; людьми, поклонявшимися дубу как богу, именем которого они творили неописуемое насилие.

А если верить некоторым рассказам, они творили его и по сей день…

Жосс, уже и так исполненный тревоги, решил, что сейчас – не самый подходящий момент, чтобы позволить воображению разгуляться.

Выехав на опушку, он натянул поводья и огляделся по сторонам. Впервые с тех пор, как Жосс оставил солнечный свет внешнего мира, ему попались свидетельства присутствия человека. Не то чтобы их было много – всего лишь горстка убогих, примитивно построенных лачуг, не более чем каркасы из жердей, покрытые ветками и дерном. От дождя в них еще можно спрятаться, а на большее они не годились. Когда-то здесь жгли древесный уголь, но с тех пор прошло изрядно времени: участки земли, на которых разводили костры, уже не были голыми, они покрылись маленькими зелеными ростками – природа начала брать свое.

Жосс спешился, привязал коня и приблизился к самой большой из лачуг. Наклонив голову, он вошел внутрь. Недавно здесь горел костер. Положив руку на угли, Жосс почувствовал слабое тепло. На земляной насыпи лежал тюфяк, набитый папоротником. Причем срезанным совсем недавно.

Это мог быть кто угодно, уверял себя Жосс, садясь на коня. Всякие беглецы и скитальцы знали о старых лачугах. Скорее всего, это лишь простое совпадение, что кто-то пришел сюда и залег на несколько дней, пока тепло, обдумывая свой дальнейший маршрут.

Не обязательно это был Милон Арсийский.

Но, выезжая во внешний мир – трудно сыскать более привлекательную перспективу, сказал себе Жосс, – он не мог удержаться от мысли, что это явно был Милон.

Жосс рассказал аббатисе о том, что задумал. Он заметил, как Элевайз восприняла его слова, еще до того, как она сумела скрыть свои чувства: аббатиса не хотела, чтобы он это делал.

– Не беспокойтесь, – тихо проговорил он. Не дерзко ли с его стороны предполагать, что она волнуется? – Я смогу справиться с мастером Милоном. А он, вполне вероятно, даже не явится! – Жосс попытался рассмеяться.

– Он убийца, – возразила Элевайз так же тихо. Казалось, никто из них не хотел говорить о подобных вещах вслух в священных стенах монастыря. – Он прибегнул к убийству – если, конечно, вы правы. А совершив такое однажды, думаю, он не затруднится совершить это снова.

Жосс удивился ее проницательности: перед ним была монахиня, жизненный опыт которой позволял ей проникнуть в сознание убийцы.

– И в самом деле, аббатиса, часто наблюдалось, что после первого раза убивать становится легче. – Внезапно он осознал, о чем они говорят. – Но мы говорим только об одном убийстве, а ведь их было два!

– Да, были две смерти. – Аббатиса посмотрела на него. – Но мы пока не знаем, что обе жертвы погибли от одной и той же руки.

«Нет, знаем!» – хотелось ему закричать. Жосс сдержал свой порыв.

– Убил он обеих или нет, аббатиса, я твердо решил, что надо предпринять, – заявил он.

– Я знаю. – Она слабо улыбнулась. – И могу понять. Но, сэр Жосс, разрешите мне, по крайней мере, послать с вами несколько братьев-мирян?

– Нет, – тотчас ответил он. Жосс любил действовать в одиночку. – Вы очень добры, аббатиса, но в нашем случае главное – соблюдать тишину. Малейший намек на то, что его ждут, – и Милон удерет.

Элевайз раздраженно фыркнула.

– Я не предлагаю вам отряд сплетничающих монахов, жалующихся на свои больные кости и ноющих, что их вытащили из кроватей, хотя, возможно, некоторым из них не помешало бы принести такую жертву. Нет. Я предлагаю, чтобы вы приняли помощь брата Савла и, может быть, еще одного человека по его выбору. Не сомневайтесь, он знает, кто может подойти.

– Уверен, что так и есть. – Жосс высоко ценил брата Савла. – Но… – Он уже готов был отказаться, когда вдруг ему пришло в голову, что в словах аббатисы есть резон. Милон, испуганный тем, что будет обличен как убийца Гунноры, без колебаний убил во второй раз. Несмотря на то, что женщина, которую он должен был устранить ради своей безопасности, была его собственной женой. При таких обстоятельствах может ли навредить, если во время бодрствования Жосса рядом с ним будет Савл? Нет, Жоссу и впрямь понравилась эта идея.