Жосс бесшумно вернулся к маленькой опушке и поманил Савла, который лежал на земле. Во всяком случае, когда Жосс позвал его, Савл не спал. Он встал, вопросительно приподняв брови. Жосс кивнул, показывая на тропинку, и пошел назад к рощице, чувствуя, как Савл неслышно идет за ним.

Они стояли бок о бок у тропинки, скрытые глубокой тенью огромного дуба.

Милон, решивший использовать ту же тень как еще один темный участок пути, шагнул прямо на них.

Когда руки Жосса сомкнулись вокруг него, молодой человек издал вопль ужаса. Сдерживая его сопротивление – Милон пытался дотянуться до пояса, где у него несомненно был нож, – Жосс почувствовал к нему минутную жалость. Красться в одиночестве, в страхе – и вдруг кто-то хватает тебя! Неудивительно – юное сердце колотилось так сильно, что Жосс ощущал его биение.

Должно быть, Савл увидел оружие Милона – он внезапно выбросил вперед руку. Жосс понял, что Милон и Савл схватились не на шутку, они рычали от усилий, и вскоре Савл поднял что-то в воздух.

Это был нож. С длинным, довольно широким и зловеще сужающимся к концу лезвием.

Нож был обоюдоострый и заточенный – Савл испытал его на волосках своего предплечья – до губительного предела.

У Жосса не было сомнений, что он смотрит на то самое оружие, которое рассекло горло Гунноры. В тот же миг жалость к молодому человеку исчезла, будто ее никогда и не было.

– Милон Арсийский, если я не ошибаюсь, – мрачно произнес Жосс, заведя руки юноши за спину и крепко схватив его запястья. – И что же вы делаете здесь глубокой ночью?

– У вас нет права задерживать меня! – закричал Милон тонким от страха голосом. – Я возвращаюсь в свой лагерь. Я не сделал ничего плохого!

– Ничего плохого? – в ту же секунду Жосс почувствовал такую ярость, что резко вывернул кисти юноши, заставив его закричать.

Брат Савл проговорил:

– Ну же, ну же, полегче.

Жосс немного ослабил хватку.

– И где этот лагерь? – спросил он.

– Там, в лесу, – ответил Милон. – Где жгут уголь.

– Да, я знаю это место. И что же там делаете вы?

– Я пришел в эти места, чтобы встретить друга, – ответил Милон с удивительным достоинством. К нему возвращалось мужество. – А вы, кем бы вы ни были, – он попытался повернуться, чтобы взглянуть на Жосса, – не имеете права удерживать меня.

– У меня есть все права, – сказал Жосс. – Брат Савл и я находимся здесь по просьбе аббатисы Хокенли. Еще четверть мили, мой милейший юноша, и вы перелезли бы через стену монастыря.

– Я? – Попытка Милона изобразить невиновность была явно неубедительной.

– Да, вы. И вы это хорошо знаете. – Жосс поколебался, но лишь на мгновение. Затем проговорил: – Наверное, это было тяжело – представлять себе прекрасную юную новобрачную, укрывшуюся внутри этих стен и притворяющуюся, что хочет стать монахиней.

Все еще удерживая Милона, он почувствовал его мгновенное напряжение. Но Милон оказался лучшим актером, чем Жосс мог предположить. Он кротко ответил:

– Чтобы жена – моя жена – стала монахиней? Я полагаю, вы ошибаетесь, сэр. Моя жена не сделала бы такой глупости, особенно сейчас, когда она действительно моя жена. – В его голосе нельзя было не услышать намека на их любовную близость. Почувствовав себя более уверенно, Милон добавил: – Если бы вам, сэр, было известно, кто я такой, вы, скорее всего, искали бы меня в моем собственном доме. И я совершенно убежден, вам сказали бы, что моя жена гостит у моих родственников, неподалеку от…

– Неподалеку от Гастингса. Да, именно это там мне и сказали.

Милон театрально вздохнул, словно вопрошая: «Что же еще вам нужно?»

– Раз так, могу я продолжить свой путь?

– Я ездил к вашей родне в Гастингс, – ответил Жосс бесстрастно. – Они ничего не знают о визите. Эланоры Арсийской там нет, и ее там никто не ожидает.

– Вы заехали не туда! – закричал Милон. – Дурак! – Он снова начал вырываться. – Езжайте назад, сэр! Я укажу вам правильное место, и тогда вы сможете поехать и проверить! Она будет там, моя малышка Эланора. Она будет сидеть на солнце во дворе и ждать моего возвращения. Она сама прекрасна, как солнечный день. Знайте – ни у одного мужчины на свете не было более прелестной жены. – Извернувшись, он приблизил лицо к Жоссу. – А в нашей постели, сэр, когда свечи погашены… Скажу вам только одно – мы не смыкали глаз ни одной ночи с того момента, как поженились. Теперь, уверен, вам не понадобятся дальнейшие подробности, чтобы вы составили свою собственную картину!

Он бредит? Жосс почувствовал странное беспокойство, словно рядом с ним был не только злодей, но и сумасшедший.

– Хватит, Милон! – приказал он. – Это не принесет вам пользы. Ваша жена, Эланора Арсийская, пришла в монастырь, чтобы стать послушницей. Она рассказала о себе вымышленную историю и назвалась Элверой. Там она словно бы случайно встретила свою кузину Гуннору, которая, раз Диллиан мертва, стояла между ней и состоянием Аларда из Уинноулендз.

– Нет! – запротестовал Милон. – О нет!

– Вы оба, действуя заодно, – неумолимо продолжал Жосс, – замыслили жестокое убийство Гунноры и совершили его. Когда я прибыл сюда, Эланора испугалась, и из страха, что она выдаст вас, вы задушили ее.

Находясь в тесной близости с человеком, который безжалостно погубил двух беззащитных женщин, Жосс внезапно пришел в ярость. Тряся Милона, как терьер крысу, он закричал:

– Ты ублюдок! Ты вонючий ублюдок и убийца!

Вопя от боли в скрученных за спиной руках, Милон извивался, как рыба на крючке. Внезапно он освободился от хватки Жосса, повернул к нему взбешенное лицо и завизжал:

– Не называй меня так!

После чего рухнул на землю и горько зарыдал.

Несколько секунд Жосс и брат Савл просто смотрели на него. Потом Савл сказал:

– Полагаю, нам лучше доставить его в аббатство, сэр. Здесь, в долине, нам негде держать преступника взаперти.

«Преступника». Да, подумал Жосс, он и есть преступник, отныне и навсегда.

– Поможем ему подняться, – сказал он, и они с Савлом взяли Милона за руки. Когда они поднимали его, Жосс услышал, как затрещала тонкая шелковая ткань рубашки. Снова Жосса захлестнула мучительная смесь чувств: ведь Милон когда-то так гордился своей внешностью, был так внимателен к модным нарядам. А теперь – только посмотрите на него! В бледной предрассветной мгле он являл собой жалкую фигуру – грязную, отвратительно пахнущую. Его вызывающе укороченная туника была покрыта травяными пятнами, рукава рубашки почти оторваны…

Рассердившись на себя – ведь перед ним был дважды убийца! – Жосс в очередной раз решил, что должен побороть свою жалость.

Милон сник, он больше не сопротивлялся и двигался, словно во сне. Крепко держа его, Жосс и Савл направились в аббатство.