Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, папа. — Голос прозвучал тихо, но с холодными нотками. Она была готова ответить на его упрёки. Она всегда так делала. — Здесь меня не трогают.
Он усмехнулся: он приходил сюда за тем же. Он медленно прошёл в библиотеку, щёлкнул пальцами — и второе кресло встало напротив кресла Хелены. Она нахмурилась и посмотрела на отца выжидающе.
— Я говорил, что это не место для чтения, — сказал он.
— Это библиотека, папа. — Хелена подняла бровь. — И ты тоже постоянно здесь сидишь.
Проходя мимо, он попытался разглядеть, что же она читает, но Хелена как бы невзначай прикрыла страницы руками. Гардиан вздохнул и сел.
— Потому что это моя библиотека. — Он улыбнулся, глядя на дочь со смешинкой в глазах.
Хелена поджала губы, захлопнула книгу и вскочила.
— Я уйду! — заявила она демонстративно, гордо, но с места не сдвинулась.
— Сиди, сиди, девочка. — Он откинулся в кресле и подпёр голову рукой. — Раз уж ты здесь, мне нужно с тобой поговорить.
Хелена опустилась и расправила плечи, серьёзно глядя на него и непроизвольно расковыривая корешок книги.
— Завтра к нам прибудут важные гости, — начал Гардиан.
— Я знаю.
Хелена смотрела в пустоту, и её губы расплылись в мечтательной улыбке. Она знала, кто приедет — Филипп Керрелл, — и одна лишь мысль о нём, навязчивая, преследовавшая уже второй год, заставляла трепетать и ждать встречи, несмотря на то что её внимание пытались (и порой весьма удачно) завоёвывать другие молодые люди. Никто не вызывал в ней столько необъяснимых чувств, ни с кем не хотелось проводить время, кроме него. Раньше Филипп даже соглашался с ней потанцевать, и сейчас, когда она стала старше, Хелене казалось, что он не мог не обратить на неё внимания. А ведь они не виделись около года…
Гардиан кашлянул, и Хелена, будто вернувшись в реальность, распахнула на него глаза.
— Я тебя слушаю! — выпалила она и постаралась отогнать мысли о Филиппе. При отце они были неуместны.
Он продолжил:
— Так как к нам приезжают гости, я прошу тебя — заметь, Хели, прошу — веди себя прилично. Так, как учит тебя мать. Она хочет тебе лучшего.
— Это из-за неё? — Хелена напряглась. Когда отец приходил из-за того, что матери опять что-то не понравилось, их разговоры становились натянутыми, как готовая разорваться струна.
— Нет, но, признаться, мои секретари устали убеждать её, что нельзя вломиться ко мне в кабинет, когда я занимаюсь государственными делами. Так что сделай так, чтобы ей и в голову не взбрело пытаться прибегать ко мне во время собраний с истериками из-за тебя. Не хами ей, не препирайся.
Хелена тряхнула головой, на губах её появилась гаденькая ухмылка.
— Я ей не хамлю. Я с ней не разговариваю.
Гардиан Арт вздохнул и посмотрел на дочь с осуждением.
— Слушайся её, Хели. Она делает как нужно. Она хочет, чтобы у всех этих людей сложилось о тебе правильное мнение, чтобы у тебя же не было проблем.
— Я не понимаю, о каких проблемах ты говоришь! — воскликнула Хелена. — Всё, что говорит мама — о том, что я веду себя неправильно. Что нельзя подпускать никого к себе и близко. Она хочет, чтобы у меня не было личной жизни. Уверена, она давно присмотрела какого-нибудь старого урода, чтобы выдать меня за него замуж, как только представится возможность. И ей будет плевать, чего хочу я.
— Успокойся. — Гардиан сжал кулаки. Когда она повышала голос, он звенел и бил по вискам. — Пока я жив, никто не выдаст тебя замуж за «старого урода». Но и ты, пока тебе не исполнится шестнадцать, не должна давать никому повода думать, что выйдешь за него замуж, ясно? — Хелена молча отвернулась. — А то Роджер Кейз явно уже строит планы на нечто большее.
Он проговорил это сквозь зубы, с нажимом.
— Все знают, что Роджер, — она невесело хмыкнула, — проявляет ко мне интерес. Через год мне исполнится шестнадцать, и, возможно, — она скривилась, — он женится на мне. Так что это не может вызвать ни у кого осуждения.
— Это вызывает осуждение у меня! — Гардиан ударил кулаком по подлокотнику, и болезненный спазм пробил затылок. — Моя дочь никогда не выйдет замуж за военного. Принцессы выходят за принцев, за королей, но никак не за обычных мальчишек, кем бы ни были их отцы.
— Ты — другое дело. — Хелена взглянула на него исподлобья. — Но я не делаю ничего предосудительного, чтобы кто-то ещё был недоволен.
— Они всегда будут осуждать, милая.
Он откинулся на кресло, прикрывая глаза и делая глубокий вдох.
Хелена медленно повернулась к нему, моргая и вопросительно выгибая брови.
— Но разве ты не говорил, что они все ничего не значат? Ни их слова, ни их мнения. — Её голос едва заметно дрожал. — Разве они имеют право меня судить? Тем более если они не могут даже мне в лицо что-то сказать!
Гардиан Арт помрачнел.
— Они не имеют никакой силы передо мной, Хелена. Я заработал себе имя, а ты — нет. И они будут тебя обсуждать. Будут считать каждый твой шаг, чтобы портить тебе жизнь. Сядешь на трон — сможешь вести себя так, как заблагорассудится, и они не посмеют сказать тебе ни слова. Никто. А сейчас, я надеюсь, что ты не будешь совершать глупости, девочка. Твои игры в один миг могут обернуться против тебя, ты и глазом моргнуть не успеешь. Люди всё видят и делают свои выводы. Лучше не знать, что именно они порой думают. Ты же ведёшь себя так, словно репутация — это пустой звук, но поверь, Хели, разговоры за своей спиной не слышишь только ты. Попробуй давать меньше поводов для обсуждения и осуждения. Тебе пора взрослеть и понимать, что ты делаешь и как на это могут отреагировать.
На последних фразах воздуха стало не хватать, но он закончил.
Хелена обиженно насупилась, сглотнула, поджав губы, и отвернулась к окну. За ним открывался вид на парк, город у подножья королевского холма и огромное озеро, отражавшее небо в частых облаках.
— Я не понимаю, о чём ты говоришь, папа, — выдавила она.
— Ты понимаешь, — сказал он слабо.
Кулаки непроизвольно сжались, и Гардиан вжался затылком в мягкую спинку кресла, жмурясь и пытаясь выровнять дыхание. Она не должна была видеть. Она не должна была волноваться. Но держаться вечно не получалось. На лбу выступила испарина. Голова и грудная клетка разрывались от боли, першило в горле, и обуздать этот приступ он не смог: закашлялся громко, раскатисто,