— Виса — это песня? А знаешь, что-то в таком роде уже случалось! — Неожиданно хохотнул Арес. — У людей есть легенда, что один из владык Рима по имени Нерон приказал сжечь город, поскольку ему позарез требовалось поэтическое вдохновение…

Может быть, это он воскрес из мертвых?

— Не думаю… Впрочем, все может быть! — Равнодушно отозвался я. — Какая разница!

Главное, что он уже наверняка воссоединился со своей армией — а куда еще могли податься мертвецы, покинувшие Аида, если не к нему под крылышко!..

Хотелось бы мне знать, когда нам следует ждать их в гости?

— Ты говоришь, у него есть армия? — Напряженно спросила Гудр. Она была самой молчаливой из моих неразговорчивых воительниц, я даже не был уверен в том, что мне доводилось слышать ее голос прежде, поэтому я изрядно удивился.

— Он носит зеленые одежды? — Настойчиво уточнила она. Я кивнул, валькирии встревоженно переглянулись.

— Объясните, в чем дело. — Потребовал я.

— Мы его видели, когда отправились в погоню за этим пернатым змеем. — Неохотно сказала она. — Змея мы так и не догнали, зато видели мужа, которого ты именуешь Суртом, и огромное человеческое стадо, покорно бредущее за ним… Пусть Скегуль рассказывает: она разглядела их лучше, чем я. Мне было неприятно смотреть на эту шваль. Впрочем, среди них есть разные люди, в том числе и настоящие воины, но их слишком мало!

— Все равно они — не шваль. — Задумчиво возразила Скегуль. Может быть раньше они были обыкновенным человеческим мусором, но теперь все изменилось. Они знают, что мертвы, и ничего не боятся. К тому же их странный предводитель имеет над ними страшную власть. Пока он равнодушен ко всему, и его люди — тоже, но если он захочет, они преисполнятся настоящей ярости и станут подобны лучшим из твоих воинов, Отец битв.

— Сколько человек в его войске? — Деловито осведомился Марс.

— Их невообразимо много. Точнее сказать не могу: я не знаю таких больших чисел — до сих пор они могли понадобиться разве что, для того, чтобы считать песчинки на морском берегу, но мне никогда не приходило в голову считать песчинки… Но вам вряд ли следует поспешно готовиться к сражению.

Они идут в другую сторону.

— Как это — в другую?! — Изумилась Афина. — И куда же?

— Мы видели их к северу отсюда, довольно далеко. И они идут прямо на север, не сворачивая.

— На север, к морю, а потом дальше, к месту Последней Битвы, куда же еще!

— Кивнул я. — Этот парень не станет тратить время, чтобы сражаться с нами здесь — это ему и даром не нужно! Зачем, если нам все равно суждено встретиться на поле Оскопнир, и ни один из нас не в силах отменить это свидание…

— Выходит, что мы напрасно ждали его здесь все это время? — Афина выглядела обиженной, словно ее не пригласили на праздник. — Надувались от гордости, считали себя форпостом, а оказались в глубоком тылу… И что теперь? Мы так и будем сидеть на амбах, теряя рассудок — каждый на свой манер! — и ждать, пока загадочный пернатый змей и его приятели перебьют нас поодиночке?

— Мы не будем сидеть на месте. — Твердо сказал я. — Все что угодно, только не это! У нас же есть ваши стремительные летательные машины, оружие, придуманное хитроумными людьми, и остатки нашего собственного былого могущества — не так уж мало, правда? Все это теперь пригодится… Возможно, мы не в силах изменить предначертанное, но ничто не помешает нам хорошенько потрепать эту армию и нервы ее предводителя, заодно. Мне не терпится проверить, так ли они равнодушны к смерти, как говорила Скегуль! И кто знает, может быть наш враг куда более уязвим, чем мне кажется? — Мои речи восхитили меня самого: на какое-то мгновение мне удалось поверить, что у нас все-таки есть шанс победить в последней битве — даже прежде, чем она успеет начаться…

— Мне очень нравятся твои слова, Один! — Прочувствованно сказал Марс. — Мы ему покажем, этому твоему Сурту! Можешь не сомневаться: Аид и протрезветь не успеет, а в его царстве снова будет полным-полно народу!

— Не думаю, что они туда вернутся, даже если снова умрут. — Равнодушно возразил я.

— Впрочем, это — не наша забота…

— Мне тоже нравится твое предложение, Вотан. — Улыбнулась Афина. — Не так уж нас мало, если соберемся вместе! И мы все еще многое можем. Только надо поторопиться, пока этот пернатый змей и его подружка с веретенами не перебили нас по одному… А у тебя нет никаких соображений на их счет? Как нам быть с этой напастью? В твоем пророчестве насчет «сумерек богов» ничего не говорилось о неведомых тварях, которые приходят из темноты за жизнями бессмертных?

— Ничего. — Хмуро сказал я. — Я ведь уже не раз говорил тебе, что понятия не имею, кто они такие и откуда взялись на нашу голову! Я бы дорого заплатил, чтобы это узнать. — Я решительно поднялся и пошел к выходу из просторной пещеры.

— Куда ты, Один? — Удивился Марс.

— Я скоро вернусь. — Пообещал я. — Мне нужно немного побыть одному.

Должен быть какой-то выход. А если нет, я его придумаю.

Некоторое время я неторопливо брел куда глаза глядят, спускаясь с вершины столовой горы по узкой тропинке. Иногда, впрочем, я сворачивал с проторенной дороги и карабкался по каким-то невероятным нагромождениям камней: земля сама говорила мне, куда следует ступать, чтобы доставить ей удовольствие… Наконец мои ноги приняли решение остановиться. Я не стал с ними спорить и уселся на большой круглый камень, согретый послеполуденным солнцем. Отвязал от пояса мешочек с рунами. Сейчас мне позарез требовался их совет — как никогда прежде!

Поэтому я решил достать не одну руну, а три. Впервые за свою долгую жизнь я отступал от собственного правила. «Много рун — для слабых духом, для нуждающихся в надежде и утешении, а для Одина — всегда только одна», — гордо говорил я когда-то. Но сейчас мне пригодились бы и надежда, и даже столь презираемое мною утешение. А больше всего мне был нужен дельный совет.

Незнакомцы, вышедшие на охоту за Олимпийцами, тревожили меня все больше.

На свой счет я был совершенно спокоен: пророчество старой карги Вельвы насчет моей — теперь уже совсем близкой! — смерти от клыков Фенрира было хорошо хотя бы тем, что позволяло мне высокомерно пренебрегать прочими опасностями, как и подобает отцу всех воинов. Но мне очень не нравилось, что мои новые приятели Олимпийцы оказались такими уязвимыми. Было бы досадно столь быстро потерять моих новых союзников — заносчивых не по чину, несговорчивых и не слишком могущественных, но изобретательных, веселых и по-юношески бесстрашных. Да и не только в этом дело: они мне нравились, чем дальше — тем больше, а я привык считать, что жизнь того, чье существование доставляет мне удовольствие, священна. И самое главное: мое равнодушное древнее сердце начинало ныть, словно заячье сердечко несмышленого мальчишки, когда я думал, что завтра утром могу обнаружить смертоносные веретена — или зеленые перья приходившего к Марсу существа? — в мертвых серых глазах Афины.