– Клава, прошу извинить мой не слишком литературный слог, когда, изображая алкоголика, я орал за дверью всякую чушь, – он чуть конфузливо поморщился. – Думаю, сами понимаете – мне нужно было любым способом выманить бандитов из квартиры.

– Лев Иванович! О чем вы?! Да для меня, когда я поняла, что вы пришли нас спасать, любые ваши слова показались бы небесной музыкой! – рассмеявшись, заверила его собеседница. – Знали бы вы, какие слова я слышала от своего Макса! – На ее лицо набежала тень.

– И тем не менее! – Гуров вскинул указательный палец. – Сенечке обязательно объясните, что такие слова говорить нельзя ни в коем случае и что дядя, который их произнес, об этом очень сожалеет! Кстати! Должен отметить вашу находчивость – вы абсолютно правильно объяснили бандитам мое появление. В противном случае они могли бы затаиться и… Даже не будем говорить о том, как могли бы в этом случае развиваться события.

Далее он подробно расспросил свою собеседницу о Максимилиане – его приятелях, его компаньонах и родственниках. Огорченно вздохнув, Клава пояснила, что за шесть лет жизни с Максом она толком так и не смогла узнать своего мужа. Тот крайне не любил, если кто-то интересовался его жизнью, его делами. Он никого и никогда не приглашал к себе домой. Не позволял этого делать и своей жене. Хотя, стоило бы отметить, собственником этой жилплощади является ее отец.

Максимилиан мог месяцами жить на ее иждивении, чтобы потом вдруг принести домой кучу денег. Последний раз он приносил деньги в конце июля. Судя по пачке пятитысячных купюр, на руках у него было не менее пяти миллионов рублей. Жене он дал что-то около ста пятидесяти тысяч, остальные унес с собой. Дома больше не появлялся. Лишь иногда позванивал. Насколько можно было судить по доносящемуся со стороны звону рюмок и женскому смеху, Макс кутил по каким-то притонам.

Последний раз он позвонил накануне своего окончательного исчезновения. Был трезв и как будто даже задумчив. Что сказал? Что-то непонятное, вроде того, что скоро они заживут совсем по-другому и даже уедут за границу.

– …Я ему тут же сказала: за границу жить не поеду и Сенечку тебе не отдам. Еще не хватало, чтобы моего ребенка кто-то там развращал, воспитывая как гомосека. Знакомая мне рассказывала – там жуть что творится! Детей отбирают «на раз». А если ребенок еще и светленький, и синеглазый, вот как мой Сенечка, то найдут любой повод, любой способ, чтобы его отобрать. А потом его уже не вернешь! Макс недовольно что-то буркнул, и связь прервалась. А потом уже и не звонил, и его телефон был постоянно отключен…

Припоминая детали своих разговоров с мужем, Клава рассказала, как еще в июле он однажды посетовал на «тварей, которые не умеют держать слово». Тем же днем он с кем-то раздраженно говорил по телефону. Сути разговора не поняла, но запомнила один его фрагмент:

– Леха! Это не в тему базар! Мы как договаривались? А ты? Ты чего наколбасил? Крутой, что ль? Да ты мне теперь и на хрен не нужен! Я уже вышел на Лишая и буду с ним работать напрямую, без посредников!

«Лишай?! Но это же Мартыняхин! Леха?! Скорее всего, Штуляк», – мысленно отметил Лев, сразу же поняв, что это полностью подтверждает некоторые его предположения.

В этот момент в прихожей раздались шаги нескольких человек, и голос майора Морозова удивленно произнес:

– О! Вот это я понимаю! Влупил, как белке, – точно в глаз!

– Эх, мне сегодня и работы! С утра три и сейчас сразу два трупа! – горемычно посетовал голос судмедэксперта Дроздова.

Закончив с опергруппой работу по документальному оформлению инцидента со стрельбой, Гуров наконец-то снова отправился в Главк.

Когда он уже подъезжал к своей «конторе», ему позвонил Петр Орлов. Придавая голосу деловитый оттенок, генерал поинтересовался деталями перестрелки с бандитами и визита в квартиру Европкиных сотрудника службы собственной безопасности при городском УВД.

…Когда с опергруппой они уже заканчивали работу, в квартиру вдруг пожаловал пузатенький, лощеный тип, предъявивший «корочку» сотрудника службы собственной безопасности. Как сразу же понял Лев подоплеку этого визита, только что переданная им в Главк информация о случившемся в этих стенах почти сразу же ушла куда-то выше и, скорее всего, попала в руки «лучшего друга» Орлова. Ну а тот, как видно, решил соответственно «отреагировать».

Лощеный «крендель» сразу же дал понять, что намерен вменить Гурову происшедшее как неправомерное превышение служебных полномочий. Дескать, перед выстрелом на поражение тот не сделал предупредительного выстрела вверх, да еще и стрелял, заведомо нанося «потерпевшему» смертельное ранение в голову. Хотя, философствовал «крендель», было бы достаточно нанести ранение в руку, чтобы всего лишь вывести бандита из строя.

– …Это уже не первый случай, господин полковник, когда к нам поступает информация о том, что вы склонны к излишне, я бы даже сказал, запредельно жестким действиям в отношении подозреваемых. В том месяце у вас два огнестрела: один, сопряженный с ранением, другой – с летальным исходом. В этом месяце – сразу два летальных. Я вижу, вы вошли во вкус и людей воспринимаете только как живые мишени?!

Лев собирался возразить, но его внезапно перебила Клава. Как видно, недавнее потрясение, пережитое ею в момент нападения бандитов, пробудило в ней вспышку гнева.

– Ты чего сюда притащился, бездельник? – уперев руки в бока, заговорила девушка, пронизывающе глядя на несколько оторопевшего «кренделя». – Где ты был, такой «умный», когда на моих глазах эти двое уродов собирались порезать моего мальчика на куски?! Как ты смеешь, ничтожество, наезжать на человека, которому наша семья обязана жизнью?! Значит, он рисковал собой, вступив в схватку с двумя отмороженными нелюдями, а ты приперся, чтобы над ним покуражиться? Я сейчас же позвоню своей лучшей подруге – она жена депутата Госдумы Иванова Александра Викторовича, члена комитета, который контролирует работу силовых органов. И ты, бездельник, сегодня же пойдешь мести улицы! Вон отсюда! Я сказала – вон! И не вздумай хоть явно, хоть исподтишка гадить Льву Ивановичу. Очень сильно об этом пожалеешь!

В комнате наступила гробовая тишина. Опера Главка с интересом взирали на донельзя растерянного службиста. Разом растеряв весь свой гонор, тот напоминал нагловатого окуня, который, погнавшись за добычей, сам вдруг, не поняв как, очутился в садке рыбака. С трудом отойдя от внезапного ступора и пробормотав что-то наподобие: «Ну, это мы еще посмотрим!» – «крендель» шустренько вымелся на лестничную площадку и спешно набрал чей-то номер. Сбегая по ступенькам вниз, он что-то бубнил в телефон, опасливо оглядываясь на дверь восьмой квартиры.

– …Так что, Петро, все в порядке вещей, – завершая свой рассказ, отметил Гуров. – Законность моих действий полностью подтвердили баллистики, да и потерпевшие написали письменные показания на этот счет. Так что в этом смысле для всяких там злыдней я недосягаем.

– А-а-а, ну и отлично! Приедешь – зайди ко мне, – распорядился Орлов, отключая связь.