А вот и продолжение концерта вслед тогда таким образом понятому. Если к некоему образу и обратятся с просьбой хоть кому-то там и всё-таки помочь, то отозвавшись-обернувшись на подобный зов там ведь не просто станешь тем, кто через собственную образность такого вот, воззвавшего в надежде получить такую помощь перед Высшим Ликом как-либо представит. Тот след из далеко не лучших чувств, последствие реально совершённого в процессе жизни надо бы в подобном случае прочувствовать, осмыслить, а это то, что формирует базу для переживаемых страданий. Но разве при таком оправдывающем при надежде на прощение представлении того, кто был наказан, нет обязательной необходимости проникнуться всем шлейфом пожеланий зла, направленных от пострадавших в сторону виновного, из-за которых тот виновный, от момента, как существование закончилось, фактически без срока духом так страдает? Что тут произойдёт? Когда-то породивший зло, по смерти станет концентратором стремлений даровать одно лишь только зло. Страдание. Такой набор из чувств, который ту же, далеко не лучшую из чувств, как мстительность, заставит согласиться, что это наказание, отличное своей какой-то там расписанной по-разному жестокостью, вполне достойно до того при жизни совершённого. При этом тут согласие того, кому страдать, так как от понимания, что зло совершено и надо понести ответ, по смерти не уйти, так и того, кому страдание, содрогаясь, созерцать, радости точно нет, правда, вот тут присутствует нюанс — ну, а зачем такому вот стороннему какому-то там любопытствующему и созерцателю со стороны на это всё смотреть? Когда показывали, сам тем пламенем, в огне которого страдали вот такие вот, кого там видел, в полноте души своей не проникался, а только чётко понимал, что это именно страдание и боль, и вот там мучающихся, которые и там горят, из этого огня необходимо как-нибудь спасать. И в том, и в другом случае просто, уж на сколько получалось, но протягивал к горящим руку, хватал за руку вот таким, что протягивали руку из огня навстречу, и, насколько получалось, из огня выдёргивал. При этом в первом случае, по сути, ощущал, что это пламя, там, внизу, по ощущениям если судить, огнём как будто опаляет. Огонь там ощущался как реально полыхающая бездна. Ну, во втором случае уже реально знал кого именно вот так и вытягиваю из такого вот огня, да и огонь, тогда вот что-то не почувствовал, что там реально полыхает. И всё равно, если за помощью, при том по имени, и представляя где-то там увиденное некое изображение лица вот так вот обратились, и вот такое обращение услышал, что тогда? Страдание посмертное души? В каком обличии такое вот предстанет, и каким, с чего там вот таким получился там и по результату жизни? Тогда тем спорщикам Создатель указал, что так, постепенно, и по ходу совершенства духа своего, пусть очень медленно, но стану основным из вот таких, кто будет избавлять таких вот обречённых от такого наказания. Во всяком случае, всё именно вот так тогда и понял. Но если предстоит стать тем, кто будет представлять всех, кто в направлении узнаваемого облика обратится с просьбой, всё говорит о том, что надлежит представлять перед ликом Света и Творца, по сути, всех. И исключения тут выглядят немного непонятно. Однако, вместе с тем, так как же тут по ситуации придётся поступать с такими, от которых даже сейчас душу воротит? Что? Наказание такого рода наказуемым будет смотреться вот такого образа огнём, что к вот таким, в пекло, даже руку протянуть, по ситуации, а окажусь, по месту, в сущности, не в силах? Картина, между тем, как не крути, а смотрится в определённой степени иначе — тот, кто воззвал, такой словно делится марающим, гнетущим шлейфом из свершённого, и вот, вследствие опыта, благодаря прожитому, и словно адвокат, пытаюсь в том, что выявилось, хоть в малейшей мере, но нащупать хоть какое-то возможное для хоть чего-либо иного. Ну, хоть того же, там звучавшего существования в виде цветка, хотя насколько это лучше уж не знаю. В общем, пока всё выглядит даже побольше, чем элементарно неопределённо. Тот, кто стоит пред ликом Творца Создателя от лица всех, вот там и представляет всех. Вот именно, без исключения всех. И вот таких, кто по жизни уж насколько понимал, старался становиться чище духом, и именно таких, кто собственной душою, это уж точно, не блистал, и скорее при общении, тем более посмертном, будет вызывать, как надо понимать, сплошное отвращение и чувства крайне неприятные. Но души этих, в примитивности такие вот особенно ничтожны, и потому особенно, при всём том отвращении, которое рождают, острейшим образом нуждаются в том, чтобы всё подобное, там, где наступит срок расплаты за грехи, хоть кто-нибудь и как-нибудь спасал. А это значит, вот такие порождения уж точно ну никак нельзя бросать. Но, тут вопрос, а что же с чем-нибудь таким, а сделать? Попробуй-ка, и присмотрись, ведь безобразие отдельных, всё же выглядит воистину ужасным! Найти прощение для вот таких? Какое, в какой форме, как подобное вообще способно как-нибудь смотреться? Да как к чему-нибудь такому вот взывать-то, если сам такое и едва находишь в себе хоть какую-то способность как-нибудь переварить в формате столь известного поныне всепрощения?

В сущности, что здесь имеем? Идея выглядит впечатляюще, но вместе с тем пока всё это смотрится только намётками. И вместе с тем основа для подобных рассуждений всё-таки, а просматривается. Итак, по сути, в чём же кроется такого рода смысл? Иисус что говорит ученикам, когда появляется перед глазами в виде сплошь издырявленного в процессе умерщвления трупа? Отныне возродился и воскрес, и жизнью вновь вернулся в это уязвлённое тело. И крайне недоверчивым ученикам даже предложено убедиться, что перед глазами именно труп учителя, засовывая пальцы в эти самые, оставшиеся после умерщвления дырки. Ну, а о чём это, в сущности, красноречиво говорит — что пред глазами этих недоверчивых и любопытных предстал не с некоторых пор оживший человек — с такими-то чудовищными ранами-дырами в теле жизни обычной больше попросту не сыскать, не бывает. Тело предстало пред теми любопытствующими, именно так, несущее следы умерщвления тело, которое волею Высшей, при этом не сразу, а с каких-то там пор получило способность-возможность подчиняться душе, оставшейся после смерти Иисуса. При этом, что именно описывается — только лишь образ, видимый, зримый и ощутимый убогим сознанием учеников, или же по-настоящему реальная плоть, рассуждать достаточно сложно. По описанию труп после смерти сняли с