Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мои бухгалтерские книги…
— Я не ревизор. У вас долги. Те, что смогу, оплачу сейчас. Когда получу наследство, погашу остальные. Я надеюсь… — Каролина вдруг подумала, не привести ли и в самом деле ревизора, и натужно рассмеялась. — Я полагаю, что ваши долги не превышают моих доходов.
— О, они гораздо меньше. Гораздо меньше. Все это так неловко, для нас обоих.
— Во Франции эти проблемы взяли бы на себя родственники, но я не могу себе представить Блэза, занимающимся моими делами. — Когда Каролина встала, Джон тут же вскочил на ноги: да, он в ее распоряжении, решила она. Пока все хорошо. Осталось только обговорить проблему супружеской постели. В ее планы не входило спать с Джоном, хотя ясно, что он предъявит свои супружеские права. Но пока она в безопасности: семейная история трудных, даже роковых беременностей поможет держать его на расстоянии. А потом, Каролина была уверена, она что-нибудь придумает.
Каролина взяла Джона за руку, как это сделала бы жена.
— Дорогой Джон, — сказала она, когда они шли по пустой и тихой Павлиньей аллее; слышалось лишь шуршание вентиляторов, мерно вращавшихся под потолком.
— Как будто все это мне снится, — сказал Джон.
— Именно это я и хотела сказать, — ответила Каролина. Никогда еще она столь ясно не отдавала себе отчета в происходящем.
3
Джон Хэй никак не мог привыкнуть к происшедшим в Белом доме переменам. Весь верхний этаж вмещал теперь чету Рузвельтов и шестерых их детей, и Хэю все время казалось, что их не шестеро, а целая дюжина. Вестибюль, который долгое время украшала ширма от Тиффани президента Артура, стал выглядеть, как внушительное фойе восемнадцатого века, встроенное в англо-ирландский сельский дом, смежные гостиные которого были доступны прямо из холла; видавшая виды деревянная лестница была заменена мраморной, по которой могли торжественно спускаться президенты. Западную лестницу снесли, чтобы расширить государственную обеденную комнату; на новом камине была надпись, запечатлевшая благочестивую надежду Рузвельта на то, что только такие же благородные люди, как он сам, будут всегда занимать этот республиканский дворец.
Когда привратники открыли двери, Хэй вошел в новое западное крыло, где удобно разместились правительственные кабинеты. Архитекторы удачно воспроизвели овальную форму Голубой гостиной, где устроили кабинет президента, выходивший на реку Потомак. У кабинета министров появилась наконец своя комната, а кабинет президентского секретаря отделял эту комнату от Овального кабинета суверена.
Стоя возле своего письменного стола, Теодор бросал медицинский мяч миниатюрному немецкому послу, своему закадычному другу, что доставляло немало неприятностей Хэю, поскольку Кассини был убежден, что Теодор и кайзер заключили тайный союз против России. Хэю приходилось не реже раза в неделю утешать российского посла. Новый французский посол Жюссеран оказался человеком более светским и менее возбудимым, чем его предшественник, а сэр Майкл Герберт, преемник Понсефота, стал едва ли не членом президентской семьи и каждый день катался верхом вместе с президентом возле речки Рок-крик. Кроме того, он был постоянным теннисным партнером президента, неловкость, шумливость, подслеповатость и горячность которого были чреваты всяческими неприятностями.
Хэй поклонился президенту и послу.
— Если я мешаю… — начал он.
— Нет, что вы, Джон. — Теодор метнул тяжелый мяч в фон Стернберга, который с легкостью его поймал. — Отлично, Спек! — Хэя всегда забавляло, как похож президент на своих многочисленных имитаторов, если не считать, правда, постукивания зубов, изобразить которое не удавалось еще никому.
Посол поздоровался с Хэем и удалился, захватив с собой медицинский мяч.
Рузвельт вытер лицо носовым платком.
— Кайзер прикидывается незаинтересованным. — Когда президент работал, он ничем не напоминал имитаторов, а сейчас предстояла работа. — Телеграмма у вас с собой?
Хэй протянул ему проект, который они составили вместе с Эйди. Четырьмя днями ранее хунта провозгласила независимость Панамы от Колумбии. Прибытие накануне, 2 ноября 1903 года, американских военных кораблей «Нашвилл», «Бостон» и «Дикси» припугнуло колумбийцев, которые иначе подавили бы этот мятеж. Присутствие американского флота было, по мнению президента, необходимо, поскольку американские граждане могли пострадать в ходе революции, которая по положению на 2 ноября еще не состоялась. Ни Рузвельт, ни Хэй не были вполне довольны этим довольно-таки расплывчатым объяснением, но все сложилось исключительно удачно. Начавшаяся 3 ноября революция закончилась на следующий день провозглашением Панамы, а сегодня, 6 ноября, Соединенные Штаты готовились признать это пополнение содружества государств, освободившихся наконец от владычества Колумбии.
— «Народ Панамы, — читал президент мрачным голосом, — в единодушном порыве, — мне это нравится, Джон, — разорвали политические связи с Республикой Колумбия…» Это звучит прямо по-джефферсоновски.
— Вы мне льстите.
— Это больше, чем эти зайцы заслуживают. — Рузвельт быстро дочитал телеграмму и вернул ее Хэю. — Отправляйте.
— Кроме того, я готовлю договор о канале, который нужно будет подписать до конца месяца. Затем, если Кэбот позволит сенату его ратифицировать…
— Кэбот потребует открытого голосования, и его собственный голос будет звучать громче всех. — Рузвельт был явно доволен. — Были кое-какие жертвы, — сказал он. — Рут только что сообщил мне. Убита одна собака, погиб один китаец. — Президент засмеялся и плюхнулся в кресло. Хэй тоже сел, тихо застонав от боли.
— Конечно, условия не будут слишком благоприятными для панамцев. — Он все время думал о том, сколько еще боли предстоит выдержать его телу, пока смерть не принесет спасительную анестезию.
— Они же получили независимость, не так ли? Мы сделали это возможным. Поэтому, полагаю, нам что-то причитается.
— Меня беспокоит будущий год.
Рузвельт кивнул и нахмурился, так было всегда, когда он задумывался о переизбрании или, точнее говоря, о своих первых президентских выборах.
— Антиимпериалисты не смогут нас обвинить. Нам нужен канал где-то на перешейке.
— Он мог быть в Никарагуа — без беспорядков, без нашего флота, без мертвых собак и китайцев, без всяких намеков на наш сговор с панамской хунтой.
— Конечно, сговор имел место. — Рузвельт ударил кулаком в левую ладонь. — Мы повсюду стоим за свободу людей, мы против глупых и отъявленных коррупционеров, вроде тех, что правят Колумбией…
— … а теперь и Панамой.
Хэй часто забывал, что за всем этим президентским шумом прячется очень хитрая и наблюдательная личность.
— Я всегда считал, что железные дороги могут не менее успешно справиться с задачей, чем канал, — сказал Хэй. — Его будет не только нелегко и дорого построить, с ним, если не сейчас, то в будущем, будут связаны политические неприятности. Да, конечно, — добавил он, предупреждая попытку президента его поддразнить, — я крупный инвестор железнодорожных компаний, но это не имеет никакого отношения к делу.
Рузвельт рассеянно крутил глобус, стоявший возле его письменного стола.
— Суть в том, Джон, что мы сделали нечто очень полезное для нашей страны. Наш флот сможет свободно
