личины постепенно спадали, обнажая что-то неприглядное.

Привалившись к стене, Оуэн прикрыл глаза. Его мутило.

* * *

Оуэн не возвращался даже слишком долго. Белла выпила стаканчик пунша, поболтала с Кэтрин, краем уха выслушав очередную волну никому не нужных сплетен, успела отвлечься и подумать о своем. И ни на минуту не прекращала чувствовать чужой взгляд, прожигающий ей спину.

Она знала, что не должна даже и думать о других парнях. Белла и не думала… почти. У неё не было и мысли, чтобы уйти от Оуэна, и она даже не была уверена, что ушла бы, узнав, что он ей изменяет. Но организм, привыкший к регулярному — и, черт возьми, хорошему! — сексу, требовал своё с завидной настойчивостью.

— …кстати, я видела её, выходящей из кабинета младшего преподавателя Люка Стокера, — Кэтрин продолжала болтать, поневоле выталкивая Беллу из её мыслей. — Я, конечно, ни на что не намекаю…

— Кого? — Белла сжала в пальцах пустой стаканчик из-под пунша, пластик смялся под пальцами.

— Так Линду, — хмыкнула Кэтрин. — Ты меня не слушаешь? Я сказала, что хожу с ней на курсы по философии, и она не отличит Аристотеля от Платона, зато все эссе у неё на отлично, и это подозрительно.

В груди у Беллы взметнулось целым вихрем эмоций: раздражением, злостью, досадой на Линду, позволяющую другим распускать о ней такие идиотские сплетни. Она ещё сильнее сжала стаканчик в кулаке.

— Подозрительно, что ты следишь за преподавателем, — она вздернула брови. — С чего бы ты вообще торчала у его кабинета?

В помещении, переполненном людьми, становилось душно. Белла не стала дожидаться, пока Кэтрин придумает ей достойный ответ, и ушла в сторону кухни. Там, прислонившись к барной стойке, целовалась какая-то парочка, и от их вида у Беллы скрутило желудок.

Погромче хлопнув дверью холодильника, она спугнула обоих — и оказалось, это были два парня, просто один из них тонкой фигурой и вьющимися волосами напоминал девушку. Белле, впрочем, было глубоко наплевать, даже если бы это были два трансгендера в бабушкиных платьях. Скрутив крышку, она сделала несколько глотков ледяной минералки.

Сердце почему-то колотилось как бешеное, словно Белла не из гостиной в кухню прошла, а стометровку пробежала. Тяжелое и жаркое ощущение чужого взгляда, прожигающего спину, никак не желало пропадать.

— Соскучилась? — Оуэн обнял её со спины, зарылся носом в её волосы.

Белла расслабилась. Чувство, будто кто-то на неё пялится, исчезло.

— Почти не успела, — пробормотала она, уткнувшись носом в шею Оуэна. Мельком отметила, что пахло от него чем-то совсем другим, не его обычным парфюмом — скорее чем-то терпко-древесным, чем привычным табаком и кожей. Сменил парфюм? И ей не сказал?

Мысль скользнула по краю сознания и исчезла. Оуэн поцеловал её в шею, прижал к себе крепче.

— А вот я соскучился, — и она это почувствовала.

Когда он повёл Беллу наверх, она, вцепившись в его ладонь, подумала: хорошо, что алкоголя здесь вдоволь. Если она не может заниматься с ним любовью дома, то, может, хотя бы алкоголь на вечеринке и травка помогут Оуэну?..

В полутьме едва найденной свободной спальни, в момент, когда Оуэн опустил её спиной на покрывало, ей почудилось, что по его лицу прошла легкая гримаса, и под знакомыми чертами проступили чужие.

Будто сквозь нарисованное лицо любимого на Беллу смотрел Найл.

Глупость какая.

Она закрыла глаза и вплелась пальцами в его волосы.

* * *

Шум с первого этажа разбудил задремавшую Беллу. Приподнявшись на локте, она провела ладонью по глазам. Сколько она спала? Минут тридцать, не меньше. В голове мутилось. Оуэна рядом не было, и она вовсе уже не была уверена, что он был, и что они действительно трахались, или ей это всё приснилось, потому что она выпила лишнего?

Вполне возможно, что и приснилось. Неприятное, холодное ощущение поселилось у неё в животе: кажется, стоит перестать ходить на вечеринки, если её так косит от пары стаканчиков пунша. Хотя на вечеринке Гаррета ей могли и амфетамин там растворить.

Такое бывает.

Перед глазами немного плыло.

«Твою мать, надеюсь, это сделал не какой-нибудь придурок, желающий трахнуть беззащитную девушку…» — Белла прислушалась к внутренним ощущениям. У неё ничего не болело, между бедёр не саднило, и в целом, она была одета, и даже нижнее белье оказалось на месте.

Видимо, пронесло.

Так приснился ли ей Оуэн? Она помнила, как в момент, когда он нырнул ей под платье, на миг ей почудилось лицо Найла, и мурашки волной прошлись вдоль её позвоночника. Одна эта мысль доказывала, что ей все приснилось, когда она добрела до спальни. Может быть, ей даже кто-то помог, но никакого секса явно не было.

Неужели и правда наркотики?

Нет, конечно, Гаррет не позволил бы кому-то подсыпать девушке его друга наркоту в алкоголь, чтобы трахнуть её, но он вполне мог попросить добавить что-то в сам пунш, чтобы людям было веселее.

Снизу почему-то не звучала музыка.

Белла стащила с головы маску, кинула её где-то в коридоре второго этажа. Спустилась вниз, крепко вцепившись в перила.

Внизу толпились студенты, большинство, как и она, без масок. На диване, рядом с журнальным столиком, с которого убрали алкоголь, сидели два полицейских.

Белла замерла. Огляделась в поисках Оуэна и не увидела его. В такой толпе это было и немудрено, но ей стало неуютно.

На них, что, настучали? Но обычно в таких случаях недовольные соседи с других корпусов или комнат просто вызывают университетскую охрану…

Да и не стали бы полицейские сидеть так спокойно, скорее бы просто выгнали всех по корпусам и домам.

— В чем дело, офицер? Еще даже одиннадцати вечера нет, — Гаррет оттеснил кого-то из студентов, вышел вперед. — Вечеринка согласована с руководством университета, и…

Полицейский покачал головой.

— Меня зовут Пак Юнсу, я детектив полиции. Мы находимся здесь по согласованию с ректором. Одного из студентов, который был членом вашего братства, нашли мертвым вчера вечером в местной канализации. Его личность была установлена, и его звали Майлз Фостер.

Глава семнадцатая

Майлз, нахрен, откинулся.

Сдох.

Его больше нет.

Гаррет поверить в это не мог. Ему хотелось выть, избить кого-то ногами, выбить всё дерьмо из той бешеной псины, что загрызла гребаного придурка Фостера, да какого же черта ему дома не сиделось?!