— Я заменяю его! — высокомерно ответила я, но тотчас же покраснела до самых ушей, заметив веселую улыбку, скользнувшую по губам рыцаря. Но он тотчас же овладел собой, и церемонно поклонившись мне, развернул и прочел пергамент, в котором Людовик XI, Божьей милостью король франции, приказывает синьору такому — то и такому — то, барону де Верделе, немедленно же сдаться на его милость, грозя в противном случае своим королевским гневом, как изменнику и бунтовщику.

— Сдавайтесь, сударыня! — прибавил он, свертывая пергамент и подавая его мне. — С вашим гарнизоном вы не в состоянии защищаться.

Не отвечая ни слова, я взяла пергамент, изорвала его в клочки и бросила на пол.

— Что вы делаете? — вскричал рыцарь. — Ведь это — приказ короля!

— Я действую именем моего отца! Пока у меня останется хоть один вооруженный человек — Вотур не сдастся.

Рыцарь поклонился.

— Глубоко сожалею, благородная дама, что вынужден передать королю о таком упрямстве с вашей стороны.

— Королю долго придется ждать вашего ответа, — с улыбкой ответила я, — так как вы не выйдете отсюда. Неужели вы думаете, что я отпущу вас, чтобы вы рассказали там, что замок защищают сто воинов, без начальника? Бороться сотне против тысячи — безумие, но против троих всегда можно рискнуть.

Рыцарь густо покраснел.

— Сударыня, вы оскорбляете короля! Миссия моя священна, а особа неприкосновенна.

— Да сохранит меня Господь тронуть хоть один волос на вашей священной голове. Я только задерживаю вас, а участь вашу решит мой отец, когда приедет сюда. Итак, потрудитесь отдать мне вашу рыцарскую шпагу. Я вижу по выражению вашего лица, что если я вам ее оставлю, вы перебьете всех моих людей, а в настоящую минуту я ценю каждого воина на вес золота.

Взбешенный Клорифон обнажил шпагу и хотел защищаться. Но по моему знаку солдаты бросились на него, схватили его сзади и обезоружили. Я взяла его шпагу и передала ее отцу Августину.

— Видите, мессир Клорифон! — сказала я. — Вашу шпагу я отдаю не только в хорошие, но даже в святые руки.

Вечером я пригласила рыцаря ужинать, приказав следить за ним двум солдатам. Сначала Клорифон был молчалив и имел надутый вид, но потом успокоился и стал открыто показывать мне, что я ему очень нравлюсь. По — видимому, Клорифон совершенно примирился с тем, что он мой пленник.

— Простите, отец мой, что я так часто прерываю свой рассказ, но события, о которых я сейчас буду говорить, очень грустны. Однако, несмотря на это, с ними соединены такие нежные воспоминания, что горе и сожаление сжимают мое сердце и закрывают уста.

Анжела вытерла несколько скатившихся по ее щекам слез.

— Итак, отец мой, осада началась, и я очутилась в очень тяжелом положении. Командовать в таких опасных обстоятельствах я не умела, а отец и Жильберт все еще не являлись.

Однажды, когда я положительно не знала, что мне делать и как поступить, я прибежала к Клорифону. Он был заперт в комнате Жильберта. Ключ от этой темницы я всегда носила с собой в кармане и доверяла его только отцу Августину, который приводил моего пленника к обеду и ужину.

Рыцарь стоял у окна. Он так внимательно прислушивался ко всякому шуму, доносившемуся со стен, что даже не обернулся, когда я открыла дверь. Но при звуке моего голоса он вздрогнул и с удивлением вскричал:

— Как? Это вы, сударыня?

Тогда я рассказала ему, в каком я нахожусь затруднении и просила его помочь мне советом. Сначала он вспыхнул от гнева, но потом вскричал полусмеясь, полусердясь:

— Подумали ли вы о том, чего вы от меня просите? Если я стану помогать вам против своих, я сделаюсь изменником и предателем.

Когда я залилась слезами и стала его упрашивать, он вскричал:

— О, женщины, женщины!

В конце концов, он смягчился, расспросил меня, что делается, и научил, как нужно защищаться.

С этого дня он сделался моим невидимым советником, и я стала распоряжаться довольно сносно. К моему счастью, королевские войска судили о наших силах по нашей дерзости и атаковали слабо, поджидая прихода подкреплений.

Так прошло четыре ужасных дня. Я была в отчаянии. Клорифон же, которому я поверяла все свои огорчения, сказал мне:

— Благодарите Бога, что здесь нет ни вашего отца, ни вашего брата. Сопротивление не приведет ни к чему. Поэтому пользуйтесь удобной минутой и сдайтесь. Я ручаюсь вам за милость короля к вам, и по всей вероятности, к вашим солдатам.

— Я не смею, — возразила я. — Замок этот родовой. Мой отец убьет себя от отчаяния, если узнает, что он сдался. Если он не вернется до решительной минуты, я взорву замок. Для этого у меня уже все готово.

— Как! — вскричал я, перебивая молодую девушку. — У вас была такая преступная мысль? Из гордости и упрямства вы хотели погубить столько людей и погибнуть сами!

Анжела грустно улыбнулась.

— Что же делать, отец Амбруаз? Таковы случайности войны. По крайней мере, никто не посмел бы сказать, что дочь барона де Верделе сдалась и обесчестила брата и отца.

Но я продолжаю мой рассказ.

Мессир Рене де Клорифон тоже, казалось, был испуган моей решимостью. Не знаю почему, но это меня рассердило, и я сказала ему:

— Не бойтесь! Вы не погибнете. Я выпущу вас через тайный ход.

— Вы ошибаетесь относительно моих чувств, Анжела! — вскричал он, схватив меня за руку.

Затем он признался, что любит меня, и объявил, что он умрет со мной, если ему нельзя спасти меня.

Это признание подействовало благотворно. Несмотря на весь ужас моего положения, я теперь чувствовала себя не такой одинокой. Рядом был друг, который поддерживал меня.

На следующую ночь в замок явились отец и брат со своими солдатами. Они вошли через подземный ход, выходивший далеко в поле. Радость отца была мне наградой. И он, и Жильберт целовали меня, поздравляли и осыпали похвалами за мое мужество и присутствие духа. С Клорифоном они были очень вежливы, но оставили его пленником. Только с этой минуты началась настоящая осада. Ежедневные битвы становились все ожесточеннее.

Когда первая радость немного успокоилась, я спросила Жильберта, почему они так долго не являлись. Тогда он рассказал мне, что нуждаясь сильно в деньгах, он обратился к Верделе из Оверни, но кузен Беранже наотрез отказал.

Эта — то поездка и необходимость как — нибудь иначе извернуться отняли у них столько времени.

Осада затянулась. У меня было много работы. Я ухаживала за ранеными и иногда перевязывала их на стенах, рискуя быть подстреленной. Но что мне было до этого! Я так мало дорожила своей жизнью, которая с каждым днем становилась все тяжелей.

Начинал чувствоваться недостаток в жизненных припасах. Теперь приходилось бороться не только с врагом, но еще с голодом и лишениями. В довершение всех несчастий, в один прекрасный день бежал Рене де Клорифон, совершенно непонятным для нас образом. Отец произвел строгое расследование, и тогда мы узнали, что рыцарь нашел возможность влюбить в себя одну из моих служанок. Эта негодная девчонка указала ему известный ей тайный ход и скрылась вместе с ним.