30 марта/12 апреля 1925 г., после торжественного погребения святейшего патриарха Тихона в Донском монастыре, в присутствии 60 архиереев было оглашено распоряжение патриарха Тихона о порядке местоблюстительства, составленное им 25 декабря 1924/ 7 января 1925 г. на случай своей смерти:

«В случае нашей кончины наши патриаршие права и обязанности, до законного выбора нового патриарха, предоставляем временно высокопреосвященному митрополиту Кириллу (Смирнову). В случае невозможности по каким-либо обстоятельствам вступить ему в отправление означенных прав и обязанностей, таковые переходят к высокопреосвященному митрополиту Агафангелу (Преображенскому). Если же и сему митрополиту не представится возможности осуществить это, то наши патриаршие права и обязанности переходят к высокопреосвященному Петру (Полянскому), митрополиту Крутицкому.

Доводя о настоящем нашем распоряжении до общего сведения всех архипастырей, пастырей и верующих Церкви российской, считаем долгом пояснить, что сие распоряжение заменяет таковое наше распоряжение, данное в ноябре месяце 1923 года.

Тихон. Патриарх Московский и всея России».

Таким образом, патриарх Тихон открыл Церкви имена тех избранников, которых он, по поручению собора, наметил в 1918 г. и которые были наделены собором чрезвычайными полномочиями – всей полнотой «патриарших прав и обязанностей». Однако большинство собравшихся архиереев восприняли это распоряжение как «Завещание» (так называет этот документ и сам митрополит Петр в своем первом послании). В этой нечеткости понимания соборного происхождения власти Чрезвычайных местоблюстителей уже скрывалась опасность будущих тяжких ошибок. Но никто не мог тогда предполагать, что эти, на первый взгляд, «тонкости» в действительности будут определять судьбу Русской церкви. Все покрывалось благоговением перед волей почившего патриарха и сознанием необходимости иметь единственного и бесспорного возглавителя Церкви. В сознании архиереев, в их понимании благодатной природы церковной власти на первый план выступила идея «благословения на послушание», игравшего столь важную роль в русской церковной и, в особенности, монашеской жизни. Отсюда – и представления о «преемстве власти» и о «послушании во исполнение воли почившего патриарха», выраженные в тексте заключения, подписанного архиереями. Сама по себе идея «благословения» выражала собой дух синергизма – это было стремление к тому, чтобы каждое человеческое действие освятить участием Божественной благодати; послушание перед старшими выражало собой отказ от личного своеволия, готовность подчинить себя воле Божией. Но в то же время не было достаточно осознано, что Патриаршее служение не есть обычное монашеское «послушание»; что харизма первосвятительской власти дается лишь при условии соборного избрания и путем завещания или благословения передаваться не может.

Текст заключения, подписанный присутствовавшими архиереями, звучал так:

«Убедившись в подлинности документа и учитывая 1) то обстоятельство, что почивший патриарх не имел иного пути для сохранения в Российской церкви преемства власти и 2) что ни митрополит Кирилл (Смирнов), ни митрополит Агафангел (Преображенский), не находящиеся теперь в Москве, не могут принять на себя возлагаемых на них вышеприведенным документом обязанностей, мы, архипастыри, признаем, что высокопреосвященный митрополит Петр (Полянский) не может уклониться от данного ему послушания и во исполнение воли почившего патриарха должен вступить в обязанности Патриаршего местоблюстителя».

Первой под документом стояла подпись митрополита Нижегородского Сергия – он снова был самым авторитетным иерархом и, возможно, одним из главных составителей текста заключения… Помимо идеи «послушания» в этом коротком тексте выражена еще одна очень сомнительная мысль: епископы соглашаются с распоряжением патриарха на том основании, что он «не имел иного пути для сохранения в Российской церкви преемства власти»! Но правилен ли этот «путь» по существу, в заключении не говорится ни слова: это умолчание могло наводить на мысль, что «сохранение преемства власти» есть та цель, которая оправдывает и не совсем правильные средства. Но если путь завещания – канонически неверный, а «другого пути у патриарха не было», то это означало бы лишь то, что Господь временно лишает Русскую церковь «преемства власти», т. е. оставляет ее без центрального управления. Если бы это было так, то следовало смириться с этим фактом, засвидетельствовать его перед всей Церковью и затем руководствоваться церковными установлениями, предусматривающими такую ситуацию. Дело здесь не в каноническом «буквоедстве», а в готовности подчиниться воле Божией, даже когда она нам не вполне понятна или противоречит нашим расчетам и соображениям. Святые каноны, или правила церковные, для того и существуют, чтобы положить границу нашей самостоятельности, даже когда мы руководствуемся самыми благими намерениями, и открыть дверь для проявления воли Божией. Это также входит в практику синергизма.

Те формулировки, которые были заложены в тексте «Заключения», уже открывали путь для поиска не вполне строгих, не вполне канонических способов сохранения в Церкви «преемства власти» – к каким смятениям и бедствиям это привело, мы сейчас увидим. Понадобилось около 8 лет мучительной внутрицерковной борьбы, прежде чем несколько выдающихся иерархов Русской церкви смогли ясно осознать и отчетливо выразить существо Соборного замысла и подлинную природу первосвятительской власти митрополита Петра. Хотя достигли они этого понимания тогда, когда их голос был услышан лишь немногими, но важно то, что голос этот все же успел прозвучать…

Недолго довелось пробыть митрополиту Петру у руля церковного управления. Вскоре стало ясным, что митрополит Петр – не тот возглавитель Церкви, который может устроить ее врагов. В сане первоиерарха митрополит Петр, как прежде патриарх Тихон, оказался тем камнем, о который разбились надежды обновленцев и их покровителей. Хотя в заверениях и призывах к соблюдению гражданской лояльности митрополит Петр пошел еще дальше патриарха Тихона (достаточно вспомнить текст послания, которое митрополит Петр принес на подпись патриарху в последние часы его жизни), однако во всех этих заявлениях не содержалось характерной для обновленцев ноты духовно-нравственной солидарности с партийной политикой. Никакими угрозами и ухищрениями власть так и не смогла вынудить к этой солидарности ни патриарха, ни его верного местоблюстителя. Безуспешными оказались также попытки заставить митрополита Петра пойти на организационное объединение с обновленцами. Через восемь месяцев после смерти патриарха, 27 ноября/10 декабря 1925 г., патриарший местоблюститель Петр и группа близких к нему епископов были арестованы. За несколько дней до ареста он составил распоряжение об управлении Церковью:

«В случае невозможности по каким-либо обстоятельствам отправлять мне обязанности патриаршего местоблюстителя, временно поручаю исполнение таковых обязанностей высокопреосвященнейшему Сергию (Страгородскому), митрополиту Нижегородскому. Если же сему митрополиту не представится возможность осуществить это, то во временное исполнение обязанностей патриаршего местоблюстителя вступит высокопреосвященнейший Михаил (Ермаков), экзарх Украины, или высокопреосвященнейший Иосиф (Петровых), архиепископ Ростовский, если митрополит Михаил (Ермаков) лишен будет возможности выполнить это мое распоряжение.