– И что же там было?

– Чудовище.

– Можно подробнее?

– Темные волосы, жесткие, как щетина. Чешуйчатая кожа. Красные губы, черные глаза. И вроде как рыло, вытянутое вперед. Как у волка или хорька. Может быть, как у крысы.

– Сколько раз вы встречались с этим человеком-волком?

– Два раза. В первый раз он обратился ко мне на улице, на месте происшествия. Во второй раз пришел прямо ко мне домой, когда принес деньги.

– Сколько он вам заплатил?

– Сто тысяч долларов.

Кто-то из размытых агентов произносит короткую фразу. В сторону, но Гвенди кажется, что это было: «Охереть».

– Он не сказал, зачем ему нужно прекратить расследование гибели Райана Браена?

– Нет.

– Он не говорил, что работает на кого-то еще?

– Нет.

– Оба раза он был один?

– Да. – Секунду помедлив, Митчелл добавляет: – Я думал, он меня убьет.

– Какая у него была машина?

– Я не видел его машину. Оба раза он был без машины. У него на лацкане был значок. Большой круглый значок с красным глазом. Мне все время казалось, что он за мной наблюдает.

Стоящий у двери агент говорит:

– Шапочка из фольги должна помочь.

Второй агент смеется, но дознаватель не присоединяется к общему веселью, и смех быстро стихает.

– Вы встречались с Райаном Браеном до его гибели?

– Нет.

– Райана Браена явно выманили в Дерри. Вы как-то к этому причастны?

– Нет.

– А что насчет Гвенди Питерсон? Вы знаете, кто это?

– Еще бы не знать! Перед выборами эта старая сука испоганила весь телевизор. Ни одного матча с «Ред сокс» не посмотришь спокойно, без ее рожи во время рекламных пауз. Во все щели пролезла со своим либеральным дерьмом.

Гвенди показывает экрану средний палец.

– Вы знаете человека по имени Гарет Уинстон?

– Лично не знаю, но я о нем слышал.

– От кого? Где?

Митчелл опять улыбается придурковатой улыбкой.

– Не помню.

– Последний вопрос, и сделаем небольшой перерыв. Вы когда-нибудь слышали о корпорации «Сомбра»?

– Нет.

– Вы уверены?

– Да.

На этом запись закончилась

Гвенди пишет коротенькое письмо Шарлотте Морган, благодарит за отличную работу. На данный момент Шарлотта ничего больше не может для нее сделать. Но все еще может перемениться.

Злость прошла, сменившись гнетущей тяжестью на душе. Голова тоже отяжелела и весит, судя по ощущениям, миллион фунтов. Еще вчера Гвенди не сиделось на месте – она действительно отправилась на пробежку, или ей это приснилось? – но сейчас она не может заставить себя подняться с крошечного диванчика. Она решает немного вздремнуть, но каждый раз, когда закрывает глаза, перед мысленным взором встает безжизненное тело Райана и тянущийся за ним по асфальту кровавый след, а в голове, в темной тишине разума, звучит только этот ужасный лающий смех.

Наконец, взбодрив себя мысленной мотивационной речью (даже в шестьдесят четыре года ее внутренние ободряющие монологи звучат голосом мамы), она закрывает ноутбук и все-таки заставляет себя встать с дивана. Загрузив в герметичную мусорную корзину целую горсть смятых бумажных платков, идет в ванную и умывается холодной водой. Еще четыре дня, снова напоминает она себе, глядя на свое отражение. Ей не нравится то, что она видит в зеркале. Глаза опухли от слез, во взгляде – все признаки еле сдерживаемой истерики. О.Н., размышляет она. Надо немедленно что-то делать. В таком виде нельзя идти на обед. Не хватало еще, чтобы Кэти и остальные снова начали беспокоиться на ее счет.

Но эти люди в желтых плащах… Это не люди. Они из… какого-то другого места. Может быть, из того же самого места, откуда взялся пульт управления. Может быть, мистер Фаррис его украл, чтобы не случилось большой беды? Этого Гвенди не знает – и, скорее всего, никогда не узнает, – но предполагает, что именно так и есть.

Зато она знает другое: скоро обед и ей предстоит сесть за один стол с человеком, как-то причастным к смерти ее мужа. Гвенди не представляет, в чем именно состояло его участие, но это не важно. Ведь так? Пару секунд Гвенди не может вспомнить, как зовут этого человека – кажется, Гэри или, может быть, даже Грегори, – но потом имя всплывает в мозгу с поразительной ясностью, редкой для Гвенди в последнее темное время. Гарет Уинстон. Миллиардер Гарет Уинстон, но ему всего мало: и денег, и власти. Ему всегда будет хотеться еще. И он знает код, отпирающий стальной чемоданчик с маркировкой «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО». Это тоже ясно как день.

Их четверо за столом, и тут в столовую входит Гарет Уинстон. Гвенди сидит рядом с Адешем Пателем. Она выглядит свежее и моложе своего отражения, которое видела в зеркале в ванной буквально минут пять назад. Она только что рассказала Кэти Лундгрен и Берну Стэплтону о впечатляющем выступлении скорпиона Бориса. Под конец рассказа Гвенди кричит: «Maar!» – и делает стремительный выпад в сторону Стэплтона. Тот вздрагивает, чуть не вскрикнув от неожиданности, и проливает полчашки яблочного сока, который парит перед ним влажной кляксой. Пока Сэм пытается поймать пролитый сок бумажной салфеткой, Гвенди видит Уинстона.

Проходи дальше, думает она. Только не садись рядом со мной.

Но он, конечно же, садится рядом. С кряхтением втискивает свои объемистые телеса в зазор между столом и стулом. Сразу же тянется к подносу с едой, снимает его с магнитного крепления и пододвигает к себе. Рассматривает содержимое подноса через тонкую защитную сетку, с одобрением кивает, открывает ногтем застежку на сетке и с жадностью налегает на макароны. Капли красного соуса плывут в воздухе перед ним. Гвенди они напоминают брызги крови.

– Неплохо, – говорит Уинстон, наконец взглянув на остальных. – Не как в «Сорренто» в Бронксе, но на крайний случай сойдет.

– Я так рада, что вы довольны, – говорит Кэти. – Возможно, «Тет корпорейшн» наймет шеф-повара из «Сорренто», чтобы он готовил пакеты питания для их шаттлов на Марс.

– Отличная мысль, – говорит Уинстон с набитым ртом, тыча пальцем в сторону командира корабля. Затем обращается к Адешу: – У них даже есть вегетарианское меню для людей вроде вас.

Адеш шепчет на ухо Гвенди:

– Для людей вроде меня, чтобы вы знали.

– В Мэне есть замечательный итальянский ресторан «Джованни». Слышали о нем, мистер Уинстон? – Вполне невинный вопрос, но что-то в тоне Гвенди заставляет других насторожиться. Все сидящие за столом удивленно глядят на нее. Все, кроме Уинстона, который, кажется, ничего не заметил.