– Нам рассказывали о вере в воскресной школе, уже давно.

– Ну, вот видишь. Я верю, что Бог существует и наблюдает за каждым своим творением, и я верю, что где-то есть дивное место, куда попадают все хорошие люди, которые старались жить достойно и честно. Я не знаю, где это место, и не знаю, каким оно будет. Возможно, оно вообще где-то не здесь, не в реальном физическом мире. Если честно, у меня есть сомнения по поводу ангелов в белых одеждах, которые парят в облаках и играют на арфах.

Гвенди хихикнула, и у миссис Питерсон снова болезненно сжалось сердце. Это была хорошая боль.

– Но да, я верю, что рай существует и что бабушка Хелен сейчас там.

– Но почему ты во все это веришь?

– Посмотри вокруг, Гвенди. И скажи, что ты видишь.

Гвенди посмотрела налево, затем направо, а потом подняла голову к небу.

– Я вижу дома и деревья, луну и звезды.

– А что ты слышишь?

Гвенди склонила голову набок.

– Гудок поезда… овчарка Робинсонов снова разлаялась… где-то едет машина с неисправным глушителем.

– А что еще? Прислушайся хорошенько.

Гвенди склонила голову на другой бок, и миссис Питерсон поднесла руку ко рту, чтобы скрыть улыбку.

– Слышу, как листья деревьев шелестят на ветру. Слышу, как ухает сова!

Миссис Питерсон рассмеялась.

– А теперь отвечай не задумываясь: твое самое любимое воспоминание о бабушке Хелен.

– Ее рождественское печенье, – тут же ответила Гвенди. – И ее сказки! Которые она мне рассказывала перед сном, когда я была маленькой!

– Я тоже любила мамины сказки, – улыбнулась миссис Питерсон. – А теперь еще раз посмотри в телескоп.

Гвенди так и сделала.

– Все, о чем ты сейчас говорила… и еще много всего, очень много всего, моя девочка… Подумай о дедушке Чарли и о твоей лучшей подруге Оливии. Подумай обо всех этих звездах и звездных скоплениях. И перед тем как ложиться спать, посмотри на себя в зеркало. Вот причины, по которым я верю. В мире столько чудес! Как ты думаешь, они могли бы осуществиться без Бога? По-моему, нет. Как ты думаешь…

Она не успела договорить. По ночному небу промчалась падающая звезда. Затаив дыхание, Гвенди и ее мама наблюдали за ней, пока она не исчезла, ярко сверкнув напоследок. Миссис Питерсон обняла дочь за плечи и притянула к себе. Когда она снова заговорила, ее голос был очень тихим, и Гвенди поняла, что мама вот-вот заплачет. Или, может быть, уже плачет.

– Ты думаешь, Бог, сотворивший столько чудес, не создал бы вместе с ними и рай небесный? Может быть, кто-то так думает. – Она покачала головой. – Но только не я.

– И не я, – говорит Гвенди теперь, стоя перед огромным иллюминатором в метеолаборатории. И, наверное, впервые за всю свою взрослую жизнь по-настоящему в это верит. Внизу открывается вид на Землю с невероятной, запредельной высоты, но Гвенди даже не смотрит в ту сторону. Она смотрит вверх, в необъятную черноту космоса, и шепчет: – Для меня ты была самым чудесным из всех чудес, мама.

Пятый день на МФ-1.

Гвенди уже почти добралась до столовой – достаточно близко, чтобы почувствовать разлитый в профильтрованном воздухе четвертой секции запах сублимированной яичницы с колбасой – и тут вспомнила, что оставила в каюте свою записную книжку. Утром до завтрака ей надо было отправить одно электронное письмо, она положила записную книжку на стол рядом с ноутбуком и велела себе не забыть ее взять. Но все же забыла, как это бывает все чаще и чаще в последнее время. О.Н., мысленно ругает она себя и разворачивается в прыжке, как ниндзя в тех нелепых восточных боевиках, которые так любил Райан.

Несмотря на этот мелкий сбой в памяти, день начался очень неплохо. Может быть, даже отлично. Впервые после прощания с земной атмосферой (Кого я хочу обмануть? – размышляет Гвенди. Впервые за все последние пять или даже шесть лет) у нее выдалась целая ночь спокойного беспробудного сна. Ей снилось, что они с Оливией Кепнес устроили «поход с ночевкой» на заднем дворе ее дома в Касл-Роке. Они жарили маршмеллоу на костре, листали новый номер журнала «Teen Beat» (Шон Кэссиди такой невозможный красавчик!) и хихикали, обсуждая симпатичных мальчишек, пока не взошло солнце.

Гвенди проснулась за пятнадцать минут до будильника, ощущая себя совершенно другим человеком: свеженьким как огурчик, полным энергии и решимости и, что самое важное, с ясной головой. И не забывай про надежду, обратилась она к своему отражению в зеркале, запотевшем после долгого горячего душа. Еще два дня, и все это безумие закончится.

Напевая заглавную песню из «Клана Сопрано», Гвенди мчится вприпрыжку по главному коридору первого сектора и чуть не сбивает с ног доктора Глена, который идет ей навстречу. Дейл глядит на нее и улыбается.

– Я смотрю, кто-то сегодня на редкость беспечен и бодр.

– Так и есть, док. Я свободная женщина. Никаких встреч по «Зуму», никаких видеоконференций, никаких срочных дел в метеолаборатории. Ни единого пункта в сегодняшнем расписании. После завтрака можно снова залечь в постель и валяться весь день, предаваясь безделью! Есть ли в мире хоть кто-то, кому еще лучше, чем мне?

Доктор Глен приподнимает брови и, привстав на цыпочки, проскальзывает мимо Гвенди.

– За весь мир не скажу, но здесь наверху точно нет.

– Увидимся через пару минут за завтраком. – Гвенди весело машет ему рукой. – Мне нужно кое-что взять из каюты.

– Вас подождать?

– Нет, вы идите. Я скоро приду.

Гвенди все еще улыбается, когда заходит в свою каюту. Делает пару шагов – и застывает на месте.

Перед шкафом в гостиной стоит, опираясь на одно колено, Гарет Уинстон. Дверца шкафа открыта, запасной скафандр Гвенди отодвинут в сторонку. Гвенди видит, что к наборной панели сейфа подсоединен какой-то приборчик из блестящего черного металла, размером чуть больше айфона. Несколько проводов тянутся от черного прибора к другому устройству – похожему на калькулятор с цифровым экраном – в руках у Уинстона. Когда Гвенди врывается в комнату, Уинстон вздрагивает, роняет свой «калькулятор» и неуклюже поднимается на ноги.

– Что вы здесь делаете? – Впрочем, Гвенди сама знает ответ. Ее мозг, может, и поврежден, но она вовсе не дура. – Вы хоть понимаете, как крупно вы влипли? Попытка получить доступ к секретным правительственным материалам – это федеральное преступление.

– Ни во что я не влип, сенатор.

Взгляд у Уинстона нервный, но голос звучит твердо.

– Посмотрим, что скажет на это командир Лундгрен.

Гвенди направляется к выходу.

Стремительный, как атакующая змея (и в два раза опаснее любой гадюки, еще успевает подумать Гвенди), Уинстон рывком бросается через всю комнату и хватает ее за плечо. Если бы она не видела это своими глазами, никогда бы не поверила, что он способен передвигаться так быстро. Хотя да, размышляет она, невесомость творит чудеса. Пальцы Уинстона больно впиваются ей в плечо. Он тащит ее в центр комнаты и швыряет на диван.