— Так все-таки, что тебя восхищает? — спросил я.

— Эта женщина, судья Джуди. Она такая мудрая.

— Наверное, — пожал плечами я.

— И ей позволено выносить решение, с которым обе женщины должны согласиться?

— На то она и судья.

— Да! Но она — женщина, и тем не менее ей доверено решать. Останься я в Эфразии, я когда-нибудь стала бы королевой. Мне пришлось бы назначать всех мировых судей в королевстве. Но женщины не могут быть судьями, поскольку их суждения пристрастны. И они так непостоянны.

Я тут же вспомнил, как вела себя Амбер. То клялась в неземной любви, а назавтра встречала так, будто я недостоин выносить за ней мусорное ведро. Разумеется, Талии я об этом не стану рассказывать.

— А разве королева не может назначать судьями тех, кого захочет? Мужчина или женщина — какая разница? Это же воля королевы.

— Не знаю, — призналась Талия.

Судья Джуди постановила, что владелица питбуля должна заплатить за поврежденную крышу машины. Талия захлопала в ладоши.

— Я бы приняла такое же решение.

Вид у нее был такой соблазнительный, что мне захотелось ее поцеловать.

Но именно в этот момент появилась моя мамочка.

Мама спровадила сына в путешествие по Европе, а дочку — в летний лагерь, чтобы заняться домашними делами и отдохнуть от детей. Во всяком случае, выглядела она «отдохнувшей». Если вы не знаете, что это такое, объясняю: на ее лице застыла жесткая улыбка.

— Джек, дорогой! — произнесла она, почти не раздвигая губ. — Ты дома!

Мамочка послала мне скромный воздушный поцелуй.

Мерилл, спустившаяся поглазеть на домашнее шоу, передразнивала ее.

— Наконец-то ты вернулся домой, мой дорогой мальчик!

Сестрица надела футболку с надписью: «Я — разносторонне одаренная личность. Могу одновременно говорить и злить». Впрочем, это преувеличение. Мерилл не очень-то разговорчивая. Она либо сидит у себя и дуется, либо испытывает наше терпение, чтобы найти новую причину сидеть и дуться. С некоторых пор ее обуяла страсть к рисованию. Она не расставалась с альбомом, но никому не показывала своих рисунков. Подозреваю, что на страницах были изображены наши обезображенные трупы.

Я сердито посмотрел на сестру. Она показала мне язык и голосом невинной овечки спросила:

— Джек, а разве ты не хочешь познакомить маму со своей подругой?

— А ты не хочешь хотя бы по случаю моего приезда причесаться?

— Я причесываюсь только для тех, кто этого заслуживает.

Пора броситься к мамочке и крепко ее обнять.

— Мам, как ты потрясающе выглядишь! Старшая сестра, да и только. Познакомься: это Талия — девушка, которую я встретил в Бельгии.

Моя мать обладает одним удивительным качеством — она всегда спокойна. Спокойствие не изменило ей даже в прошлом году, когда нас с Трэвисом сцапали на Восемьдесят второй, где мы бросались яйцами в проходящие машины. Мать вела себя настолько спокойно, что я подумал тогда: может, ей все равно?

Надо слишком хорошо знать мою мамочку — только тогда можно уловить ее испуг. Я ее достаточно изучил. Когда она чего-то боится, ее улыбка становится шире, а голос — выше.

Талию она одарила ослепительной улыбкой и протянула руку с длинными заостренными ногтями.

— Как я рада познакомиться с вами. Джек нам рассказывал... впрочем, он ничего нам не рассказывал про вас. Вы приехали навестить родственников?

Талия посмотрела на меня, потом сказала:

— Нет, мадам.

Мамочка продолжала улыбаться.

— Тогда, наверное, к друзьям?

— В какой-то степени, — ответила Талия, снова взглянув на меня.

Пора вмешиваться.

— Мама, я же тебе говорил. Талия остановится у нас.

Как любят писать в старых романах — «воцарилась пауза».

— Кажется, сейчас по телику будет «Наруто» , — спохватилась Мерилл.

Мерилл не вспоминала про «Наруто» года два. Но в ней сработал тот же инстинкт, что заставляет зверей и птиц заблаговременно прятаться и не становиться жертвами надвигающегося урагана.

Мама даже не заметила исчезновения дочери.

— Джек, я серьезно спрашиваю: где Талия будет жить?

— А я тебе серьезно отвечаю: она будет жить у нас, — сказал я, глядя мамочке прямо в глаза.

— Джек очень добр ко мне. Помог мне добраться до Америки, — добавила Талия своим самым учтивым и любезным тоном.

Возможно, чья-нибудь мать и растаяла бы под таким напором королевской вежливости, но только не моя.

— Талия, дорогая, посидите немного с Мерилл в гостиной. Нам с Джеком надо поговорить.

— Останься здесь, — сказал я Талии.

— Нет, Джек. Раз твоя мама просит меня уйти, было бы невежливо ей перечить.

Она сделала перед мамочкой реверанс и ушла.

Мамочка дождалась, пока закроется дверь, после чего на меня посыпались вопросы:

— Джек, как прикажешь все это понимать? Прежде всего, почему ты самовольно прервал свою поездку? Ты знаешь, сколько денег мы потратили на это путешествие?

— У вас с отцом все всегда упирается в деньги...

— Которые ты, кстати, еще не научился зарабатывать. Ты не просто сбежал. Ты еще имел смелость привезти домой какую-то европейскую девицу.

— Ты всегда говорила, что мне необходимо расширять кругозор.

— Кругозор расширяют в музеях, в экскурсиях по городам, а не в компании какой-то голландской аферистки.

Мама еще не успела повысить голос, но в нем ощущалось заметное напряжение.

— Во-первых, она из Бельгии, — возразил я, зная, где мы делали фальшивый паспорт. — А во-вторых, у нее прекрасные манеры. Я думал, тебе понравится.

— Между прочим, у этой публики всегда отменные манеры.

— О какой «публике» ты говоришь?

— О мошенниках и авантюристах. Они умеют обворожить тебя своими изысканными манерами, а потом тебя же и облапошат. Где гарантия, что эта особа нас не обворует? Она может даже убить нас, когда мы спим.

— Талия на такое не способна, — засмеялся я.

— Джек, не торопись становиться ее адвокатом. Откуда ты знаешь?

Не мог же я рассказать матери, что Талия — принцесса, наследница трона, проспавшая триста лет из-за проклятия злой ведьмы! Она не дослушает и бросится звонить в ФБР, чтобы там навели справки о подозрительной иностранке. Вдобавок и мне достанется за то, что я выгораживаю неизвестно кого.

— Мам, Талия — очень милая девушка, — это все, что я сказал.