Да что там греха таить, — честно говоря, князь Иван и сам немного втянулся в эту веселую сладкую и беззаботную жизнь, тем более, что княжна и ему казалась очень красивой девушкой, потому что была чем-то похожа на другую Анну — его жену, такую, какой она была еще десять лет назад.

Князь Иван, разумеется, не позволял себе ничего такого, что могло бы выйти за рамки обычных светских развлечений, так как был добрым православным христианином и верным супругом, несмотря на холодные отношения, царящие в его семье. Он давно уже подозревал, что жена, которую он искренне любил, вышла за него вовсе не по любви и даже не по расчету, потому что сама была не бедна, но лишь ради поддержания династических связей. Анна, урожденная княжна Чарторыйская, а ныне княгиня Ольшанская, любила в ранней юности совсем другого, незнатного молодого человека, но замуж вышла за князя Ивана, потому что это была «подходящая партия» — ее супруг носил древнее имя и был породнен с королевской семьей. То, что он был, наивен, как ребенок и слегка чудаковат в своем странном пристрастии к древнему оружию и рыцарским традициям, ее нисколько не смущало. Она быстро взяла бразды правления в свои руки, родила двух детей, превратила Ольшанский замок в чопорный, холодный дом, и завела в нем такие порядки, что князь Иван стал уезжать из собственного замка по разным настоящим и вымышленным делам все чаще и чаще, что Анну вполне устраивало.

Иван очень любил Федора, который приходился ему двоюродным братом, ценил его ум, восхищался его организаторскими способностями и потому стремился проводить с ним как можно больше времени, тем более, что Федор радушно приглашал его к себе, втайне про себя полагая, что для всех их общих дел будет гораздо безопаснее, если Иван будет под его присмотром.

Обычно они коротали вечера в многочасовых беседах об окружающем мире, о жизни, о Боге и часто после этих бесед Иван еще сам очень много думал об этих великих и вечных вещах, или шел к другому своему кумиру — вещему старцу Ионе, который, ввиду частого пребывания в замке Горваль вместе со своим патроном, уже имел тут свою полукомнату-полукелью, где постоянно молился перед маленькой иконкой при зажженных лучинках.

Но в этот приезд все получилось иначе.

Федор был полностью увлечен юной княжной, и у него ни на что больше не оставалось времени.

Старец Иона еще в пути расхворался, и весь месяц плохо себя чувствовал, запаривал различные травки, много кашлял и мало говорил. Когда князь Иван приходил к нему, а он делал это ежедневно, Иона так жалобно смотрел на него своими огромными, как у святых на старых иконах, глазами, и так сокрушенно вздыхал, будто с непонятным скрытым упреком, что князю становилось не по себе.

От всего этого на душе Ивана накопилась странная тоскливая тяжесть, и он решил поговорить с Федором, для чего нарочно с утра расспросил его о намерениях на день, потом следил, как все складывается и, наконец, улучив минуту после обеда, когда Федор был один в Бронной зале, явился к нему.

— Рад тебя видеть, дорогой братец! — Как всегда бодро и весело воскликнул Федор при виде длинного и худого лица Ивана, на котором сквозь вялую улыбку проступали печаль и уныние. — Ты чего это так пригорюнился?

— Ах, Феденька, не спрашивай, что-то в последнее время меня одолевают невеселые мысли…

Федор вскочил с места, бросился навстречу брату и попытался обнять его за плечо, что было нелегко, потому что Иван был намного выше ростом.

— А давай-ка, мы их возьмем, да и развеем по ветру, а? Давай, вместо них наберем полную голову веселых, а? Ну-ка, быстро выкладывай, что тебя гложет!

— Понимаешь, Феденька, я немного беспокоюсь… Мы с тобой давно уже не говорили о… ну… — Ольшанский оглянулся и понизил голос, — о наших делах.

— Ах, вот оно что! Спешу тебя обрадовать, Иван! Наши дела идут превосходно. Нет, ну не то, чтобы превосходно, но, в общем — хорошо. То есть, я хочу сказать — нормально. Я тебе сейчас все объясню. Видишь ли, мы должны запастись терпением. Король совсем недавно вернулся в Литву, и сейм обрушил на него массу всяких дел. Мне кажется, политика нашего княжества как внешняя, так и внутренняя окончательно еще не определилась. Надо месяц-другой выждать. Посмотрим, как король будет относиться к православным вельможам — к тебе, ко мне, к Олельковичу… И если что-нибудь будет не так — начнем действовать!

— А как? Как мы будем действовать? В прошлый раз ты что-то говорил о Москве…

— Это синица в кулаке, Иван! Она у нас всегда есть и никуда не улетит! Послушай меня, брат, ни о чем не тревожься… Всему свое время! А пока — веселись, развлекайся! О! Хочешь, давай совершим небольшое путешествие?

— С тобой? — обрадовался Ольшанский.

— Со мной и не только! Я намерен совершить прогулку в Кобрин.

— В Кобрин?

— Ну да! Надо же проводить нашу старую тетушку и Анну домой, чтобы вдруг с ними еще чего-нибудь не приключилось! Они будто бы везут какие-то ценности! Я, конечно, возьму своих придворных и с десяток вооруженных людей для охраны, но такой доблестный воин, как ты, стал бы украшением нашей компании! Тетушка и Анна очень тебя любят!

— Нет, Феденька, спасибо, — огорченно опустил голову Иван. — Я понимаю, ты влюблен, да и как можно не влюбиться в такую красавицу… Тебе сейчас не до меня…

— Дорогой брат, признаюсь тебе — я действительно влюблен и у меня по отношению к Анне очень серьезные намерения… Но об этом пока никто кроме тебя не знает. Понимаешь, я не хочу, чтобы сейчас, когда она получила это наследство… У меня есть надежда, что она со временем меня полюбит, по крайней мере, я сделаю все для этого, и тогда… Только тогда я предложу ей руку и сердце и скажу, что мне не нужен ее… Что мне не нужно ничего, кроме ее любви!

— Да-да, я все понимаю! Конечно, поезжай — нельзя же их оставлять одних — дорога не близкая… А я… Я, пожалуй, вернусь в Ольшаны и буду там ждать от тебя весточки… А ты уж меня не забывай, Феденька, ладно?

— Ну что ты! — обнял брата Федор. — Ты же знаешь, как я тебя люблю и ценю! Вот мои планы: из Кобрина я поеду в Вильно — давно там не был, — узнаю все новости, быть может, даже испрошу аудиенцию у его величества и если мне удастся побеседовать с королем, думаю, все окончательно прояснится — я имею в виду планы и замыслы, о которых мы говорили. Я немедленно сообщу тебе, мы снова встретимся и все обсудим!

— Хорошо, Феденька, я буду ждать! Береги себя!

— Ты тоже! И умоляю тебя Иван — не ищи в пути никаких приключений, слышишь?

— Феденька, — виновато сказал князь Ольшанский, — клянусь тебе, я никогда их не ищу! Это они меня почему-то всегда находят!

… Спустя два дня из ворот замка Горваль ровно в полдень под хриплое механическое кукарекание железных петушков на флюгерах высоких башенных шпилей, под звон бубенчиков на ярко разукрашенных санях, под веселое завывание дудок и грохот бубнов уже давно гостящих в замке бродячих музыкантов, из ворот замка Горваль вытекла пестрая разноцветная река, состоящая из санных, конных и пеших его обитателей.