Она медленно поднималась по ступенькам, и Никифор пристально наблюдал за ней.

На верхней площадке лестницы она остановилась и глянула вниз.

— Не задерживайся долго, доченька, — мягко по-отечески попросил Никифор. — Помни: тебя жду я, тебя ждет Братство, тебя ждет очень интересная жизнь впереди.

Марья кивнула, вошла в свою горницу и заперла за собой дверь.

Она подошла к окну и посмотрела вдаль.

Там, над лесом виднелись острые шпили башенок замка Горваль.

Марья резко сняла перстень с пальца и даже уловила в зимней тишине горницы, как едва слышно щелкнула внутри золотого украшения маленькая пружинка, обнажая ядовитый шип.

Теперь стоит только снова надеть кольцо на палец и все сразу кончится.

А внизу в светлице брат Десятой Заповеди Никифор Любич, с бледным бескровным лицом и застывшей неподвижно в углу рта травинкой горячо просил Единого и Вездесущего Бога, чтобы он дал силы его несчастной дочери. И хотя он прекрасно знал, что согласно верованиям Братства, Бог не слушает людских молитв, а поступает так, как считает нужным, он все же надеялся на его особую милость.

Марья уже поднесла перстень к кончику пальца, чтобы таким же резким движением сразу надеть его, последний прощальный взгляд уже скользнул по лесу, остановившись на давно вырубленной просеке, и вдруг ей привиделась мама Маричка, которую она помнила очень смутно, даже не ее, а нежные теплые руки, которые всегда так заботливо укутывали и так ласково обнимали… Перед Марьей вдруг пронеслась вся короткая, но яркая жизнь ее матери, рассказанная недавно отцом, а потом и жизнь его самого, богатая таким огромным количеством событий, приключений, подвигов и тайн, что хватило бы на десять человеческих жизней, а потом она по естественной инерции мысли вспомнила свою…

И вдруг в одну долю секунды Марья сразу и навсегда неизвестно почему поняла, что жизнь это бесценный неповторимый дар, который надо во что бы то ни стало использовать до самого конца, до самого края, до самого донышка, настолько, насколько позволит Господь, который сам создает и сам вершит людские жизни, и только он один знает и имеет право решать, когда и как они должны прекратиться…

Марья вдруг ощутила необыкновенную, никогда доселе еще не испытываемую жажду существования в этом мире с любой предназначенной ей судьбой — пусть тяжкой пусть сложной, пусть страдальческой, но, необыкновенной, насыщенной сверкающей чередой людей, стран и событий…

Она осторожно положила перстень на столик, быстро переоделась и, снова взяв перстень, вышла из горницы на лестницу.

Но это была уже не та убитая горем неразделенной любви, сломленная и подавленная несчастная девушка, которая несколько минут назад поднималась по ступеням.

Это была совершенно другая женщина.

— Хорошо, что ты быстро вернулась, — сказал Никифор, и краска стала возвращаться на его щеки. — Тем более, что я еще не успел сказать тебе самой главной хорошей новости.

— Какой же батюшка? — спросила Марья, и глаза ее вспыхнули таким неподдельным интересом, что Никифор мысленно поблагодарил Господа, и вдруг с облегчением понял, что больше ему никогда не придется опасаться за дочь в том смысле, в котором он еще совсем недавно за нее опасался.

Марья протянула перстень, и Никифор спрятал его в потайном ящике своего стола.

— Я хочу, дорогая моя доченька, поздравить тебя и сообщить, что Высшая Рада высоко оценивая твое искусство проникновения в тайну заговора князей, которая была известна всего нескольким лицам и относилась к высшей категории государственных тайн, приняла решение о присвоении тебе следующего ранга — сестры Второй Заповеди!

Марья залилась румянцем и низко поклонилась отцу, который снова обнял ее:

— Маричка достигла этого ранга спустя три года служения Братству, а тебе понадобилось меньше одного! Возможно, прав был Трофим, когда сказал во время твоего посвящения в таинство, что ты совершишь много славных и замечательных дел во имя Господа нашего Единого и Вездесущего!

— Приказывай, батюшка, я готова! — прошептала Марья.

Никифор снял с шеи маленький ключик, и вставил его в маленькую замочную, скважину, которая находилась на виду, но обнаружить ее мог только тот, кто точно знал, где она находится — ни дать, ни взять — обыкновенная червоточина, дырочка, проеденная короедом в бревенчатой стене дома.

Он повернул ключик два раза и совсем в другом месте на противоположной стене, где висели всевозможные охотничьи трофеи, голова оленя вдруг выдвинулась вперед и повернулась, открыв глубокий шкаф с двумя полками.

На одной полке лежали свернутые в трубки и расправленные документы с печатями и без них, написанные чернилами и красками разных цветов, ветхие и совсем новенькие и было их много, очень много. Но еще больше было на другой, нижней полке слитков золота, драгоценных камней и денег, отчеканенных едва ли не во всех странах христианской Европы и мусульманского Востока.

Никифор вынул несколько старых, свернутых в трубку документов с верхней полки и тяжелый мешок с монетами с нижней, положил все это на стол, с трудом переставляя непослушные ноги, зашагал к противоположной стене, снова повернул ключик и повесил себе на шею, а голова оленя возвратилась в прежнее положение.

— Сядь со мной рядом, сестра Второй Заповеди, — сказал он подвигая табурет, — Сейчас ты получишь новое задание. Но сначала взгляни на это. Ты видишь здесь буквы, а напротив них — разные значки. Это — тайнопись. До сих пор ты постоянно находилась рядом со мной, и тебе не надо было ничего писать. Но вскоре это тебе понадобится. В нашем братстве существует две системы тайнописи. Они обозначаются латинскими буквами «X» и «Y» Тайнопись X известна всем членам Братства и применяется для передачи тайных донесений и приказов. Тайнопись Y известна только Преемнику, членам Высшей Рады, а также сестрам и братьям Десятой Заповеди — то есть руководству Братства.

Будучи многолетним членом Братства и входя в его элиту, Никифор знал что существует еще и третья тайнопись отмечаемая, буквой Z, но, какова она, кто ею пользуется и в каких случаях, он не знал — просто несколько раз в жизни через его руки проходили документы, помеченные в уголочке этой буквой.

— Я даю тебе этот листок с тайнописью X до завтрашнего утра, чтобы ты запомнила все обозначения всех букв и могла писать этой тайнописью. — Никифор протянул дочери пожелтевший лист.

Марья взяла тайнопись и внимательно всмотрелась в нее.

— У тебя всегда была очень хорошая память, ты должна до утра все запомнить.

Марья вернула лист и невозмутимо сказала:

— Продолжай, батюшка, я уже все запомнила.

— Ты уверена? — пристально взглянул на нее Никифор.

— Да.

— Отлично. Тогда послушай, как ею пользоваться. Если тебе необходимо отправить секретное послание, а секретными являются все послания, касающиеся дел Братства, ты берешь обычный лист хорошей бумаги и обыкновенными чернилами, простым гусиным пером пишешь, например, так: