Конь из него получился, надо сказать, никудышный. Он, стоя на четвереньках, поднял торс и замахал руками так, как лошадь в подобной ситуации перебирает передними ногами. Катя, чтобы не упасть, схватилась за ручку веника под ней и, падая спиной вниз, потянула его на себя. Помело проскочило у Виктора между ног. Мужчина тоже рухнул спиной назад.

Люся смеялась так, будто пять минут назад выкурила приличный косяк марихуаны. Слезы лились у нее из глаз, она сложилась пополам и вся тряслась от хохота. Стоило ей глянуть на парочку голых тел, которые копошились в углу, пытаясь вылезти друг из под друга, как смех снова выстреливал из нее, как пробка из бутылки шампанского.

Наконец она немного остыла. Катя, теперь уже недовольная, поднялась и села на край кровати. Она пристально рассматривала Люсю. Было не совсем понятно, то ли она не узнает сестру, то ли пытается выразить укор и неодобрение за то, что та помешала веселью, то ли пытается что-то осознать. Например, как Люся тут оказалась?

Спустя долгих две минуты младшая из сестер все же начала реагировать на окружение. Виктор успел встать, снять с себя и веник, и ремень и распутать чуть было не задушившие его во время падения колготки, потом еще и намотавшиеся на шею. Показав Люсе язык из-за Катиной спины, он залез в постель и спрятался под одеялом с головой.

– Что за хрень? – напрягая все мыслительные способности, наконец спросила Катя. – Это ты, что ли, Люся?

– А ты – кто? Ты хоть это помнишь, наркоманка малолетняя?

– Я – Катяч-Гук Маленькая Пушистая Сучка, – монотонно, как робот, сообщила девочка. – А ты – Люська, что ли? Ты похожа на мою сестру. Ха! Люська!

Похоже, она действительно начала приходить в себя.

– Почему у тебя такие большие уши, Люська? Ты что – кролик теперь?

– Полагаю, бесполезно сейчас спрашивать, что ты тут делаешь, хотя мне очень интересно, как вы познакомились и кто виноват в том, что делается у нас в больнице? Ты или эта сволочь, – она махнула головой на неподвижное тело под одеялом. – Одевайся немедленно!

Девушка бросила сестре одежду, ту, что попалась под руки, и пошла по комнате собирать остальное.

Катя посмотрела на одежду, положила ее себе на голову и заявила:

– Сваливай откуда явилось, чертово отродье! Я не боюсь твоих копыт.

Люся подошла к столу. На нем был рассыпан вчерашний порошок. Она огляделась – повсюду в комнате валялись пакетики, принесенные ею вчера. Люся открыла Катину сумку и обнаружила там еще семь таких же пакетиков, только полных. Они были аккуратно сложены в прозрачный пакет размером побольше. Этот пакет был сверху завязан узлом, но уже прорван чьей-то нетерпеливой рукой. Похоже, Катя выносила эту упаковку из мастерской и изрядно проредила первоначальный арсенал своего опасного для жизни поклонников и подруг оружия власти.

– Мама, значит?! – хмыкнула Люся.

Бросив сумку, она повернулась к кровати и начала с коварным прищуром высматривать способы мести для обоих.

Катя в это время пыталась добраться до Виктора и иногда при этом пахабно запускала себе руку между ног.

– Художник, я хочу портрет! Ты возьми, возьми, возьми меня, художник, – бормотала она при этом. – Я так возбуждена! Нарисуй меня прямо тут. Прямо сейчас! Я требую!

Люся, выбрав из одежной свалки Катину кофту и юбку, попыталась растормошить сестру, чтобы кое-как ее одеть. Поначалу это вроде даже удавалось, но вдруг та задергалась, пытаясь вырваться, вскочила в полный рост на кровать и, уставившись на Люсю сверху вниз, закричала:

– Тебе чего надо, бледнолицая? Ты хочешь забрать у меня мою лошадь? А вот тебе, – сунула она в сторону кузины маленький кулачок с плотно свернутой фигой. – С тебя хватит психов!

Тут Катя вдруг подумала о чем-то своем и громко расхохоталась. Потом она начала пританцовывать, время от времени замирая в каких-то мудреных позах.

– Я буду пред-воз-вест-ником нового искусства. Потому что я – Прекрасная Бесстыжая Невинность. Ты видишь, как я прекрасна и невинна?

– Я вижу, как ты бесстыдна, – буркнула Люся и, сдернув Катю с кровати, снова попыталась засунуть ее руки в рукава школьной блузки.

– А как ты тут оказалась? – почему-то перестав сопротивляться, спросила сестра. – Ты за мной следила, да?

– Нет, за тобой я не следила. Я понятия не имела, что ты тут, хотя хотела тебя отыскать. Я за тебя волновалась. Ты знаешь, что несколько человек из твоего класса лежат при смерти у нас в «скорой»?

Катя продолжала пританцовывать, принимая по возможности красивые, как ей это представлялось, позы, при этом, слава Богу, не сопротивлялась и уже даже надела трусы и юбку. Люся потянулась за колготками, спеша закончить процесс по максимуму, пока сопротивление отсутствует.

– Они, кстати, отравились именно вот этой гадостью, – мотнула она головой в сторону стола. – Так что давай-ка быстренько поедем домой промывать тебе желудок, пока ты не поехала на каталке следом за своей свитой.

– На каталке… А я еще никогда не каталась на каталке. О! Люська! Ты же можешь устроить мне катание на каталке, правда?!

– Могу. И прямо сейчас мы поедем кататься на каталке, – соврала старшая сестра, чтобы кузина, поверив, пошла за ней.

– А я знаю, что эти уроды потравились. Я специально дала им много, не сказав, сколько можно. Ха-ха-ха, – снова во все горло засмеялась она. – Ты видишь, какая я хитрая! Я могла их всех поубивать. Я всех могу убить. Всех. И его. И тебя.

– Погоди, как это «ты дала»? Что это значит? – насторожилась Люся.

– А то. Я утром пришла сюда, взяла, ушла, дала и вернулась рисовать портрет.

Люся снова задыхалась от ярости и обиды и на Катю, и на Виктора, но, вздохнув несколько раз, заставила себя сосредоточиться. В какой-то момент ей даже захотелось тоже глотнуть этого зелья, чтобы расслабиться, но, посмотрев на сестру, которая сгорбившись на краю кровати пыталась натянуть колготки, она взяла себя в руки.

– Кататься на каталке! – бурчала себе под нос младшая. – Я буду первая из них всех кататься на каталке. Катя – кататься – каталка. Катя к-а-а-а-к нак-а-а-а-атит! Первая на всех! Я могу их всех убить!

– Расслабься, малышка, увы, ты – не первая. Пятеро уже покатались на каталке, увы. Ты опоздала, а потому, может, уже и смысла нет. Поехали лучше домой.

– А ты знаешь, – вдруг вполне внятно и серьезно сказала, распрямляясь, девочка, – я ведь и тебя тоже могу убить. Ты мне веришь, Люся-дуся? Ты мне веришь?

– Верю. Но не надо меня убивать. К тому же я знаю, как надлежит принимать бутират.

– А я тебя – не бутиратом.

Люся благоразумно промолчала.

Катя закончила с колготками и поднялась на ноги. Она подошла к зеркалу, поправила волосы, скорчила рожу, проверяя эластичность лицевых мускулов, и вдруг зло уставилась через зеркало на сестру. Когда ей, наконец, удалось поймать Люсин взгляд, она снова спросила с оттенком ненависти: