class="p1">Падре вздохнул, и начал говорить о том, что душа может открыться для добрых дел в любое время, и не дослушав его проповедь, сеньор Виго произнёс ещё мягче и тише:

— Моё сердце может быть ещё более открытым, падре. И пожертвовать сумму не меньшую, чем жертвовал мой отец. Но взамен я хочу знать всё.

— Но… тайна исповеди…

— Падре, вы же понимаете, что я хочу всего лишь знать об истоках тревог моего отца, а вовсе не слово в слово то, что он рассказал вам сидя в исповедальне. Вы же понимаете?

Падре посмотрел на Мориса и Эмбер, и ответил, тихо, почти шёпотом:

— Полагаю вам бы не помешало исповедоваться, сеньор Виго.

— Что же, как скажете, падре. Ждите меня здесь, — ответил сеньор Виго Морису и Эмбер и пошёл вслед за святым отцом.

Пока его не было Эмбер и Морис присели на скамью под сенью большого дерева. И набравшись храбрости, сыщик расспросил её о том дне, когда сеньорита Оливия посещала ювелирную лавку. Эмбер рассказала, всё, умолчав только о том, что сеньорита Оливия передала свой свёрток в салон платьев на авенида Флорес и что эта лавка, та самая про которую ей говорила Кэтэрина на фиесте.

«После того, как украдёшь камень — беги. Найди этого человека через Констанцу из лавки на авенида Флорес. Его зовут Эспина. Он один из нас — эйфайр, и он спрячет тебя».

Она думала об этом утром и по дороге к храму, и в голове всё чётче выкристаллизовывалась мысль, что возможно, именно туда, к Эспине, ей и нужно бежать. Что там она сможет спрятаться среди себе подобных. Именно там она сможет укрыться и от преследования Джарра, и от Тибурона, и уж точно от графа Морено. И только роль Кэтэрины во всём этом ей была не ясна.

Быть может именно Кэтэрина тот человек, который помогает графу Морено раскрыть эту организацию, иначе откуда ей знать об этом салоне? И кто такая Констанца? А может наоборот — Кэтэрина помогает Эспине, добывая информацию в сенате?

— И почему же ты не рассказала о том, что видела? — спросил Морис, делая пометку в свой блокнот.

— Я могла это использовать, если бы мне понадобилось, — ответила Эмбер, пожав плечами.

— Значит есть ещё что-то, что ты припрятала на «чёрный день»?

— Разумеется, эрр Морис, — усмехнулась Эмбер, — даже не сомневайтесь.

— Не понимаю, как сеньор Виго может тебе доверять! — воскликнул сыщик, явно раздосадованный её иронией.

— Сеньор Виго не совсем обычный человек, — ответила Эмбер. — Согласитесь?

В этот момент она и сама задумалась об этом. Почему, несмотря на столь явную опасность, он продолжает ей доверять? Ведь это явно видно по сиянию его ауры. Но, в то же время, чем объяснить то, что и она безоговорочно верит ему? Хотя они враги. Хотя она его обманула. Хотя…

Так много между ними всего, что не должно держать их вместе, а всё совсем наоборот. И чем больше правды он узнаёт об Эмбер, тем проще им разговаривать друг с другом. Как будто убедившись в том, что она мошенница, воровка и лгунья, он выдохнул, убедившись, что идеальных женщин не бывает и всё так, как должно быть.

Она даже улыбнулась этой мысли.

Когда сеньор Виго вернулся, он был сосредоточен и мрачен, и Эмбер поняла, что от падре Лоренцо он узнал что-то крайне неприятное. И на вопрос Мориса, что удалось узнать, он ответил задумчиво:

— Даже не знаю, стоит ли это рассказывать. Хотя… Воровка-эйфайра и сыщик с севера… — он усмехнулся, — вряд ли будут с кем-то этим делиться.

— Можешь рассказать только то, что касается расследования, — предложил Морис осторожно.

— А здесь всё касается. Ладно, тут уже, в общем-то, нечего терять. Судя по всему, репутации дома Агиларов и так конец.

— Всё так плохо? — спросил Морис.

— Ну, я полагаю, что будет ещё хуже. Но расскажу по порядку, что именно я понял из пространных речей падре о грехе и его туманных намёков, — сеньор Виго оглянулся, убедившись, что никого нет поблизости, и продолжил: — Мой отец влюбился в другую женщину. В певицу Луизу Кармону. И это, в общем-то, странно, хотя может и нет, учитывая, что моя мать была художницей, то есть тоже творческим человеком. Однажды отец пришёл к падре с вопросом, как ему расторгнуть брак с донной Виолеттой, чтобы жениться на другой.

— Расторгнуть брак?! — удивился Морис. — В Акадии? Да никак! Хотя, насколько я знаю, для этого женщина должна либо исчезнуть и не появляться три года, либо быть безумна.

— Либо бездетна, — добавил сеньор Виго. — Именно на этом основании он и хотел расторгнуть брак. Хотя, тут дело может и не в донне Виолетте, ведь после моей матери он был женат ещё дважды. И обе его жены умерли. Одна от лихорадки, в год Большого мора, а вторая упала с лошади и неудачно сломала ребро. Но от обеих этих женщин у него не было детей. И это, как оказалось, сильно его гнетёт. Он сказал, что донна Виолетта не та женщина, которая может родить ему наследника и всё в таком духе. Причём он сказал об этом и донне Виолетте, на что она взбесилась и тоже приходила к падре, чтобы попросить его вразумить мужа.

— То есть, донна Виолетта знала о том, что он хочет с ней развестись? — удивился Морис. — А вот это уже серьёзный мотив!

— Да. И не только это. Он сказал падре, что подозревает её в неверности. И именно после этого, как я понимаю, он как раз и вычеркнул из завещания её и дона Диего.

Морис быстро достал блокнот и принялся записывать.

— Падре, конечно, пытался его отговорить. Всё-таки донна Виолетта, женщина из благородной семьи, ничем себя не запятнавшая, а певица… ну сами понимаете, это жуткий мезальянс и вообще, — сеньор Виго развёл руками. — Но отец ничего слушать не хотел. Падре обещал испросить ему разрешения для расторжения этого брака. И вот, как-то зайдя к нему, чтобы узнать, пришёл ли ответ, отец снова посетовал на бездетность и обмолвился, что его единственный сын и тот непутёвый — уехал на север и знать семьи не хочет. На что падре сильно удивился и спросил, почему единственный, а как же Доменик? И вот тогда отец сказал, что Доменик, Оливия и Изабель не его дети.

Что?! — воскликнул изумлённый Морис.

— Да. В тот день отец был очень расстроен и