Ну вот, Саша! А я тебя не казнил, скажи спасибо!

Александр. Спасибо, отец. Только вот… Вы вроде бы закон приняли новый, а всё равно ерунда какая-то там у нас. Никто править не хочет.

Пётр I (переставая причитать). Ну докатились! В моей семье наследников прямых хватало, и что? Не могли решить, кто править должон, все хотели! Я с братом трон делил! И ещё эта влезла, паскуда…

Показывает в сторону. Луч света освещает убегающую женскую фигуру в платье.

Александр (шёпотом). Царевна Софья?

Павел. Ага.

Пётр III. Вот она, их бабская вдохновительница!

Пётр I. Я, мать вашу, о чём и говорю! Мы меж собой разделить не могли, а эти вообще не хотят! Зажрались! Тунеядцы, лентяи! Бабские поджопники!

Александр. Какое слово интересное…

Голос из темноты. А мне вот всегда было интересно, что бы было, если б я не умер от оспы?

Луч света выхватывает молодого белокурого юношу с тонкими чертами лица.

Елизавета. Да ничего хорошего, Петруша…

Пётр III (убирая бутылку вина). На всякий случай уберу подальше…

Пётр II. Да, дедушка! К чёрту на куличики ваши реформы я бы послал! Вы моего отца казнили!

Пётр III. Я всегда говорил: убийствами уважения не добиться..!

Открывается дверь в стене. На пороге стоит бородатый мужик с жезлом. Ударяет по полу.

Мужик. Чего разорались, холопы?!

Павел. Иван Васильевич, вам в другую дверь. Здесь Романовы.

Иван Грозный. А, да? Ну, здравы будьте!

Уходит.

Павел. Я ж табличку вроде повесил…

Пётр I. Так о чём бишь я? А! ПОДЖОПНИКИ БАБСКИЕ!!!

Голос. А ну помолчи!

Все затихают. Из темноты выходит высокий широкоплечий мужчина в кафтане. На плече сидит сокол.

Пётр I (робко). Простите, батюшка.

Алексей Михайлович. Чего разорался, Петро? Якмь себя да в узде держать не умеет, тот токмо силою и разумеет. По свету поездил, а вести себя прилично не научился с людьми. Европы его манили..! Знаем мы эти Европы! И реформы знаем… Хоть и благие намерения у тебя, да всё с грохотом, с шумом, с суетой делается. Эх, не было на тебя руки отцовской, много зла от норову твоего породилось.

Пётр I (согласно вздыхая). Не было…

Пётр III (шёпотом Александру). Пока там шум да дело, я вот что думаю насчёт заговора. Жену на причастность проверь!

Александр. Нет, у меня хорошая жена… (Вздыхая.) Вообще самая лучшая. Я с ней ещё дольше, чем вы с бабушкой, не спал, а она вот сейчас там за мной ухаживает и от всех защищает.

Павел. Вот! Вот а я о чём! У женщин всё про ОДНО! Им только это и надобно! У них всё вокруг этого вращается…

Екатерина. Молчи уж, многодетный отец!

Павел. А что я? У меня по любви! С женой! Это можно.

Екатерина. Так и у меня по любви! Разве ж я виновата, что любви во мне много?

Павел. Ага, на всех хватило, кроме меня…

Екатерина. Ну вот опять ты…

Пётр III. Кстати. Решил тебе сказать. Я не твой отец всё-таки. И не Салтыков. Твой отец – наш истопник.

Павел (в шоке). Что?!

Пётр III. Помнишь того мужика пьяного, который тебя кочергой из-под стола в детстве достать пытался? Так вот, он правду сказал! Он твой батя.

Павел. Матушка?!?!

Екатерина. Ну что, доволен теперь? Достал своим «кто мой отец?»! Мало тебе, что мать твоя – Екатерина Великая?!

Павел (в шоке). Истопник…

Пётр. Россия! Ах-вах-цах!

Пётр I. Поджопники!!!

Александр. Алексей Михайлович, судя по всему, ушёл…

Все орут и вопят. Внезапно в зрительном зале вспыхивает свет. С первого ряда встаёт невысокий светловолосый красивый мужчина с бородой, в длинном платье-кафтане.

Пётр III (Александру). Ну видишь, не ты один тут в платье!

Мужчина медленно, тяжело ступая и опираясь на жезл, поднимается на сцену. Обводит всех взглядом.

Павел. Это же наш первый царский предок, Михаил Фёдорович!

Михаил Фёдорович. Вадалалв авспжкжвм вмдажчжса важубаудыжчввыдс взажужв!

Александр (в ужасе). Я ничего не понимаю, отец! Переведите!

Павел. Позорище! Это русский язык XVI века!

Александр. Ну и что он говорит?

Павел. Откуда я знаю…

Александр. Но вы знаете кучу языков!

Павел. Да половина из них мной и придумана!

Михаил Фёдорович (с укором). Стыдно… Стыдно смотреть на вас! До чего мы докатились? И вот ради этого-то я в шестнадцать лет принимал престол российский и заодно грех на душу за смерть дитяти трёхлетнего?

Пётр III. Ну точно! Вот кто во всём виноват! (Хлопает в ладоши.) Из-за него нас же прокляли!

Александр. Кошмар, это про того маленького сына Марии Мнишек, которого повесили?!

Павел. Ага, ужас, да?

Пётр I (крестясь). Даже я такого не делал… страх божий!

Александр. Ой, я так плакал, когда мне в детстве рассказывали! Три дня!

Михаил Фёдорович (обходя каждого). Позорно себя ведёте! Грызётесь, как собаки, ноете, жалуетесь… каждому из вас тяжелее всех! Было мне легко, когда я ребёнком почти что на трон взошёл, ни читать, ни писать толком не умея? Что получил я в наследство? Страну, разорённую смутой? Проклятья? Голод, нищету и разруху? Ни одному из вас и не снилось того, что видали глаза мои. Никогда не хотел я быть государем… (Смотрит на Александра.) Со своим нравом кротким и мягким. Никому в целом мире зла не желал. Но долг свой принял и крест свой нёс со смирением христианским! А вы… тоже мне, мужичьё! Во всём баб обвинили? Недостойно мужчин себя вы ведёте!

Все опускают головы.

Александр. Господи, ну почему я в платье?! Хотя, может, он не заметит..?

Михаил подходит к Александру. Смотрит на него голубыми глазами.

Михаил Фёдорович. Из-за тебя мы тут собрались.

Александр (смущённо). Я могу объяснить свой внешний вид! Это случайность.

Михаил Фёдорович. Неважно, что на тебе. Важно, что внутри тебя. Здесь. (Кладёт руку ему на грудь.) В сердце.

Смотрит на всех.

Михаил Фёдорович. Эх, вы! Слабаки!

Уходит в темноту.

Перекрутка.

Павел. Саша, ну мы с тобой, получается, вообще не при делах… Мы чужие. Нам лучше уйти…

Пётр III. Как хотите. Никто больше не слышал про истопника. Так что, в принципе, можете и остаться.

Павел и Александр отодвигают стулья в сторону.

Александр (грустно). Отец, так вы меня не спасёте?

Павел. Нет. Ты же меня не спас. И потом… здесь каждый сам за себя. Каждый сам за свои грехи отвечает.

Александр (задумчиво). Ну