четыре часа дня. Я подумала было о том, чтобы ответить на пару имейлов и отправить свое резюме в несколько фирм с открытыми вакансиями, однако по-прежнему чувствовала себя уставшей и не до конца протрезвевшей. Я потянулась за телефоном, но, сообразив, что, должно быть, оставила его в сумке, прошла в прихожую, подняла сумку с пола и пошарила внутри. Внезапно моя рука наткнулись на нечто твердое, металлическое и холодное: банка фанты, которую Хелен еще по пути в парк купила вместе с пачкой фруктовых пастилок в газетном киоске на Эджвер-роуд – по банке для каждой из нас.

Забравшись в поисках телефона во внутренний карман сумки, я обнаружила полупустую упаковку конфет. Вероятно, Хелен сунула их мне, когда мы сидели на скамейке у озера. И в этом была вся Хелен. Еще в школе я часто находила в своей сумке ее пакеты с недоеденной едой и банки с напитками. Она всегда была сладкоежкой. Впрочем, в те далекие времена я тоже обожала сладкое. Как и все подростки, мы балдели от конфет и шипучки. Правда, сейчас я старалась не есть продуктов с повышенным содержанием сахара, поскольку, в отличие от Хелен, по-прежнему остававшейся тонкой как тростинка, вынуждена была считать калории и уже много лет не позволяла себе ни фанты, ни фруктовых пастилок.

Хотя, возможно, сладкое меня чуть-чуть взбодрит. Я вернулась в гостиную, положила телефон и конфеты на стол, села на диван и дернула за колечко банки, открывшейся с едва слышным щелчком и приятным шипением. После чего вытащила засахаренную фруктовую пастилку из фольги и сунула в рот, тут же ощутив все богатство вкуса. Апельсин. Нет, лайм. Кисло-сладкий, терпкий вкус. Это было так странно. Я сразу вернулась назад, в те жаркие, пьянящие дни, когда мы с Хелен тусовались вместе, пили шипучку и ели конфеты в галерее возле магазинчиков в центре. Или в то второе лето, когда мы сидели на скрипучих старых качелях в парке, который между собой называли Рек.

Он женат. У него жена и дочь. Он работает в каком-то банке в Сити. Говорят, он там большая шишка. Слова Хелен донеслись до меня будто из ниоткуда.

Сердце забилось чаще.

Я медленно поставила банку на кофейный столик. Наверняка наши воспоминания о нем этим не ограничились, кто бы сомневался, но мы выпили столько вина, что я толком не помнила все, о чем шла речь.

Я открыла ноутбук. Я решила найти этого человека в Интернете только однажды, несколько лет назад, хотя тогда я почти сразу же закрыла веб-страницу, поскольку при мысли о том, что он существует, продолжает существовать, живет своей жизнью, очень хорошей жизнью, мне стало физически дурно. И вот теперь я почувствовала такую же дурноту, когда открыла браузер, набрала его имя и в результате запроса получила целую страничку. Названия «Корпоративное банковское обслуживание», «Индивидуальное банковское обслуживание», «Управление частным капиталом» сразу же бросились в глаза, а затем я перевела взгляд вниз. И вот он уже улыбался мне с фотографии. Да, это был он. Несомненно. И хотя я почти двадцать пять лет не видела его лица, оно показалось мне до боли знакомым, словно мы расстались буквально вчера. Он остался таким же красивым, и таким же волнующим, и таким же потрясающим, каким в свое время запомнился. Он был олицетворением всего того, чего я страшилась, и всего того, что пыталась забыть.

Я кликнула на серию фотографий с улыбающимися, теплыми, сияющими лицами. Он с группой коллег выходит на сцену для получения награды. Он, в костюме и при галстуке, обменивается рукопожатиями. Он сжимает в руках розовую коробку с бутылкой шампанского «Лоран-Перье». Сейчас ему, должно быть, ближе к пятидесяти, однако он не сильно изменился. По-прежнему ослепительно красивый, с шапкой белокурых волос и все с той же обезоруживающей улыбкой. А затем, прокручивая фотографии, я наткнулась на семейное фото. Одной рукой он обнимал какую-то женщину, очень красивую женщину, а другой – девочку-подростка. Он выглядел счастливым. У него была счастливая жизнь. Во мне вдруг поднялась дикая злость, похожая на выброс желчи.

Бросив ноутбук на диван, я побежала в ванную, и меня вывернуло в унитаз, который я только что отдраила. Затем я прислонилась спиной к ванне и закрыла глаза. Пол в ванной комнате казался холодным и жестким, но у меня не осталось сил сдвинуться с места. Тогда я свернулась калачиком на коврике, закрыла глаза и начала вспоминать. Я начала вспоминать, как это все случилось, как это все началось в тот день, когда он впервые появился в парке, в котором мы обычно зависали. Нас там было пятеро. Мы с Хелен сидели на качелях, а мальчики – Сид Коул, Томми Догерти и Тони Летч – расположились со своими велосипедами на траве возле карусели. Наступило время длинных летних каникул, и мы скучали. Он прошел через ворота парка и ленивой походкой приблизился к нам. Сказал, что ищет пропавшую собаку или типа того, и в результате зацепился с нами языком. Закурил сигарету, а когда Сид попросил угостить сигареткой, улыбнулся своей фирменной улыбкой и небрежным жестом кинул Сиду всю пачку.

Потом спросил, чем мы занимаемся. Томми сказал, что мы собирались прокатиться до пустыря за депо, но он проколол шину. И тогда незнакомец присел на корточки, сигарета свисала из уголка рта, и, накачав шину, предложил Томми прокатиться по парку. После чего заявил, что так дело не пойдет и тут понадобится комплект для ремонта проколов. Кстати, у него как раз есть такой. У него был гараж или ремонтный бокс возле старого депо. Он предложил помочь Томми, если тот хочет. Предложил отвезти нас туда, а потом высадить у пустыря. Сказал, что его микроавтобус припаркован возле парка и что можно положить их велосипеды сзади.

Мальчики нерешительно уставились друг на друга и промолчали. Тогда он пожал плечами. Он в любом случае туда ехал. Типа его дело – предложить, а вы как хотите. Решайте сами. И с этими словами он пошел прочь. Мальчишки торопливо вскочили на ноги и попросили его подождать. А затем он посмотрел на нас с Хелен и поинтересовался, не хотим ли мы поехать с ними.

Хелен соскочила с качелей. Я понимала, что родители меня точно убьют, если я сяду в микроавтобус к незнакомому мужчине, но не хотелось выглядеть лузером. Все собирались ехать. И как это будет выглядеть со стороны, если я скажу «нет»? Кроме того, соблазн сделать нечто из взрослой жизни – нечто из ряда вон выходящее,