спрашивать? Если вам не нравятся мои друзья, это ваша проблема, не моя.

– Эм, мы вообще не знаем, с кем ты дружишь, – сказала Мэдди. – И проблема как раз в этом. И конечно, мы волнуемся за тебя. Ты постоянно гуляешь с незнакомыми нам людьми, домой возвращаешься поздно, а мы не знаем, с кем ты и где.

– А тебе и не нужно их знать! Они ведь мои друзья, не твои! Вы не можете запретить мне иметь друзей только потому, что не знаете их родителей!

– Хочешь поспорить? – предложил Дэн.

– А-а-а! – взвизгнула Эмили. – Ненавижу тебя!

– Хорошо. Ну все! Дай мне свой телефон.

– Папа, нет!

– Дай сюда телефон!

Эмили сунула отцу телефон и, разрыдавшись, бросилась по лестнице наверх.

Посмотрев на экран телефона, Дэн вернулся на кухню и поставил телефон на зарядку. После чего, схватившись за голову, сел на столешницу.

– Что мы наделали? – жалобно спросил он. – Где мы ошиблись?

– Мы не ошиблись. Это… период такой. Надо просто его пережить.

– Мэдс, все становится не лучше, а только хуже. Нам нужно срочно что-то делать.

– А что мы можем сделать? – возразила Мэдди. – Только быть рядом с ней.

Тяжело вздохнув, Дэн посмотрел на конфискованный смартфон, лежавший на глянцевой столешнице. Пока они с Мэдди сидели в звенящей тишине, телефон внезапно ожил, загорелось сообщение. Дэн придвинул к себе смартфон и вгляделся в экран. Мэдди, слегка развернув его, прочла сообщение.

Пожалуйста, не сердись на меня.

Имени отправителя внизу не было, лишь красное сердечко.

Дэн переглянулся с женой. Экран снова загорелся, и они увидели новое сообщение.

Это все потому, что ты такая потрясающая. Такая красивая.

Дэн беспокойно заерзал, у него напряглась спина, лицо стало мрачнее тучи. В ожидании новых сообщений он не отрываясь смотрел на экран телефона.

Но я могу и подождать.

Дэн вскинул голову:

– Мелкий говнюк! Он хочет переспать с моей дочерью!

– Ты ничего не знаешь наверняка… – начала Мэдди.

– Мэдди! – Дэн сделал такое лицо, словно желал сказать: «Очнись!» – «Но я могу и подождать». Что может означать только одно. Все верно. Так оно и есть! – Дэн соскочил с места и решительно направился к двери.

– Дэн, остановись! – взмолилась Мэдди. – Погоди! Это не сработает. Она тебе ничего не скажет. Если ты прямо сейчас наедешь на Эмили, то, учитывая ее настроение, она лишь еще больше замкнется.

– Значит, ты предлагаешь просто не обращать внимания?

– Дэн, а что нам еще остается? Она так или иначе будет встречаться с мальчиками.

– Но ведь ей всего четырнадцать. Она еще несовершеннолетняя!

– И тем не менее такое случается, да? Мальчики всегда будут пытаться.

– Выходит, ты ее оправдываешь?

– Нет, – вздохнула Мэдди. – Конечно нет. Однако с наскоку мы не решим проблему. Когда Эмили успокоится, я поднимусь в ее комнату. Напомню ей, что мальчики непременно захотят… – Увидев округлившиеся глаза мужа, Мэдди осторожно сказала: – Попробовать. Но она не должна им позволять. Разреши мне самой с этим разобраться. Она ничего тебе не скажет, если ты ворвешься к ней в комнату и станешь наводить свои порядки. Она ведь может… уйти из дому. – При этой мысли у Мэдди участилось сердцебиение.

Секунду-другую Дэн смотрел на жену, его плечи обреченно поникли. Он подошел к барной стойке и сел, устремив воспаленные, покрасневшие глаза на телефон дочери в ожидании нового сообщения, но, к величайшему облегчению Мэдди, владелец красного сердечка, вероятно, принял молчание Эмили за ответ, по крайней мере на данный момент.

Глава 23

Покинув «Свинью и свисток», мы не сразу пошли домой, а решили пропустить по стаканчику где-нибудь в Сохо. Где точно, не помню, к моменту ухода мы уже изрядно нагрузились. Помню только, что мы спустились по лестнице в бар, похожий на винный погреб, с голыми каменными стенами и винными бочками вместо столов. Помню, что я заказала бутылку холодного розового вина. Его принесли в серебряном ведерке со льдом вместе с бокалами величиной с небольшие аквариумы для золотых рыбок. Мы сели на высокие табуреты за барной стойкой, вдоль которой стояли чайные свечи. И в их дрожащем свете бриллиантовые серьги Хелен мерцали и красиво переливались.

Итак, да, Хелен существовала. Она существует. Ее настоящее имя – Хелен Милошевски. Ее мать – англичанка, отец – поляк. Мы подружились в школе осенью в восьмом классе, когда ее перевели в мою группу углубленного изучения английского языка, и уже спустя короткое время мы стали не разлей вода. Она была одной из самых хорошеньких и умных девочек в нашей возрастной группе, и мне льстило, что она выбрала в подруги именно меня. Как выяснилось, у нас оказалось очень много общего. Мы обе любили книги, фильмы и пьесы, и нам обеим нравилось читать их вслух. Мы придумывали идеи для сценариев, а через какое-то время начали их писать. А затем распределяли между собой роли и вместе играли на потрескавшейся бетонной площадке вокруг старого заброшенного бомбоубежища позади школьного футбольного поля.

В течение двух жарких длинных летних сезонов мы виделись каждый день. На второе лето, когда нам было четырнадцать, мы начали воровать в магазинах. Тогда-то мы и решили, что нам нужны фальшивые имена и фамилии на случай, если нас поймают. После кое-каких изысканий Хелен пришла к выводу, что имя менять не стоит. Так поступают все копы под прикрытием, и это хорошо известно. Ведь их может окликнуть на улице кто-нибудь из знакомых. «Привет, Хелен!» – «Привет, Ти!» Я жутко ненавидела имя, которым меня нарекли при рождении, ненавидела его необычность и даже начала говорить, что мое настоящее имя Тина, настаивая, чтобы меня называли Ти. И вот в нашем маленьком вымышленном мире, а также для всех, кто нас не знал, она стала Хелен Джонс, а я – Ти Макги.

Нас, слава богу, ни разу не арестовали, поэтому фальшивые имена оказались без надобности. Впрочем, мелким воровством мы занимались недолго. На самом деле, по-моему, тот случай с эскимо, наверное, был последним, поскольку Хелен тогда едва не попалась. На самом деле мы не были такими уж оторвами. Нам просто хотелось добавить в жизнь немного драматизма. После того случая мы потеряли драйв, а вот фальшивые имена остались с нами навсегда. Они были нашей фишкой, частью того клея, который держал нас вместе, пока нас не оторвали друг от друга.

Впрочем, в тот вечер в винном погребке в Сохо мы об этом не разговаривали. Мне было интересно, что такого ужасного сделала или, по крайней мере, думала,