— Ждите звонка, Геннадий Ильич, — сказал он. — В районе часу или двух, пока не могу сказать точнее.

— Ничего, час туда, час сюда — ничего не решают.

— Приятно видеть человека, который так вольно обращается со временем, — произнес Алик, вставая. — Скажите, Ольга не рассказывала вам, как все прошло в «Тереке»? Я имею в виду, осложнений не возникло?

— Вот ты у нее сегодня и спроси, Алик, — сказал Геннадий Ильич. — Вы ведь увидитесь.

— Конечно. Как-то не сообразил.

Алик шутливо хлопнул себя ладонью по лбу. Геннадий Ильич не улыбнулся, посмотрел на него внимательно.

— Странно. Ты показался мне очень сообразительным. Будь здоров.

Рукопожатия при расставании не последовало. Как и при встрече.

— Что ты задумал? — спросила Ольга.

Уже не в первый раз. И даже не в третий. И снова Геннадий Ильич не сказал правды. Он решил сохранять интригу до конца. Опасался, что, узнай Ольга правду, она не сумеет вести себя естественно и невольно выдаст себя, и тогда план не сработает.

— Ничего я не задумал, — сказал Геннадий Ильич. — Встретимся, возьмем посылочку и расстанемся.

— Врешь! — уверенно заявила Ольга. — По глазам вижу, что врешь.

Он посмотрел в зеркало и встретился с ней взглядом.

Они сидели в его машине, грелись от обогревателя и слушали радио. Передавали сводку новостей. Те были неутешительными. В мире творилось черт-те что. Как всегда. Если бы у нас была возможность ознакомиться со сводками новостей любого столетия, на выбор, мы бы увидели то же самое. Войны, эпидемии, голод, кризисы, конфликты и тому подобное. Все сошли с ума. Все летело кувырком прямо в тартарары. И так каждый день. Только по выходным дням мир, казалось, приходил в себя и его переставало трясти и лихорадить. Геннадий Ильич давно заметил эту закономерность и нашел ее причину. По субботам и воскресеньям политики и журналисты отдыхали, вот в чем дело. Одни не ездили никуда с визитами и не делали громких заявлений, вторые не писали о всяких ужасах, потому что были заняты воспитанием детей, поеданием шашлыков, общением с близкими и прочими важными делами. А потом наступал понедельник, и все снова как с цепи срывались…

— Глаза не могут врать, как не могут говорить правды, — сказал Геннадий Ильич.

Он был в черном двубортном пальто, которое носил сын до армии. По размеру было в самый раз, и Геннадию Ильичу было приятно ходить в Сережиной одежде. Он становился сентиментальным? Ну и пусть. Лишь бы боль утраты терзала не так сильно.

— Ты ведь бывший полицейский, — сказала Ольга. — Неужели ты на допросах никогда не следил за глазами преступников?

— Я не проводил допросов, — ответил ей Геннадий Ильич. — У участкового другие задачи и обязанности.

— Так что ты все-таки задумал, а?

Он повернулся к ней. Одетая в одежду жены, она совершенно не напоминала ему Люсю. Может быть, дело не в том, что они такие разные? Может быть, потому что он забыл жену, спешил ее забыть? Всякий раз, когда в голове всплывали воспоминания о Люсе, Геннадий Ильич гнал их прочь. Он не желал думать о ней. Она его предала и не заслуживала доброй памяти. Даже после смерти.

— Мы посмотрим Алику в глаза, — сказал Геннадий Ильич. — И попытаемся определить, честен он с нами или нет. Ты ведь специалист по взглядам? Вот и займешься.

— Ты меня все время дразнишь, — обиделась Ольга.

— Я не дразню.

— Дразнишь! И издеваешься!

Она была готова продолжать свою гневную тираду, когда он поймал ее руку и сжал в своей ладони.

— Ага! — произнес он.

— Что?

— Я их засек.

Они не просто так бездельничали в машине, дожидаясь звонка от Алика. Геннадий Ильич задумал попутно решить еще одну задачу. Он привез Ольгу к ее дому, попросил показать окна ее квартиры и вел наблюдение, проверяя, не обнаружат ли себя опера или бандиты. В других автомобилях не было ничего подозрительного. «Шкода» простояла во дворе больше часа, и, судя по соседним выхлопным трубам, другие двигатели не работали. Значит, никто больше здесь не караулил. В пятнадцатиградусный мороз невозможно высидеть в машине без обогрева.

Засаду в квартире обнаружить сложнее, но среди полицейских и бандитов много курящих и, если они не хотят выдать себя запахом, им приходится открывать окна на проветривание. Именно это произошло на глазах у Геннадия Ильича.

— Я ничего не путаю? — спросил он. — Третье окно с левого края на пятом этаже твое?

— Мое, — подтвердила Ольга взволнованно.

Окно закрылось, за отсвечивающим стеклом мелькнул и исчез мужской силуэт.

Геннадий Ильич повернулся к Ольге:

— Ну, кто был прав? А ты: не может быть, кому я нужна! Теперь убедилась?

— Кто это может быть?

— Сходи узнай, — предложил Геннадий Ильич саркастически. — Позвони и попроси показать полицейское удостоверение или воровскую наколку.

— Дурак!

— Был бы я дурак, мы бы сейчас не здесь сидели. И не факт, что сидели бы, а не лежали.

— Как они догадались, что я причастна к взрыву? — недоумевала Ольга.

— Проще простого, — стал объяснять Геннадий Ильич. — Установили личности погибших при взрыве. Проверили персонал. Выяснилось, что ты бесследно исчезла. Стала бы ты сбегать, если бы не была виновата?

— Я могла просто испугаться.

— Могла, — согласился он. — Тогда ты прибежала бы домой, забилась под кровать и сидела бы там тихо, как мышка. Но ты пропала. В бегах обычно находятся преступники.

— Странно сознавать себя преступницей, — пробормотала Ольга, опустив голову. — И что, теперь так всю жизнь и скрываться? Через сколько лет дела нераскрытые закрывают за давностью?

— Вынужден тебя огорчить, — сказал Геннадий Ильич. — Для террористических актов срока давности не существует.

— Утешил, спасибо!

— Я тебя не утешал. Я сказал, что огорчу.

— И тебе это удалось.

Геннадий Ильич заметил, что до сих пор не выпустил Олину руку из своей. Он сказал:

— Есть и хорошие новости.

— Неужели? — недоверчиво спросила Ольга. — Какие же?

— Я знаю, как быть, чтобы тебе не пришлось жить вне закона. И мне тоже.

— За границу уехать?

— Вариант, — кивнул Геннадий Ильич. — Но для начала сделаем тебе другой паспорт. Это дорого, но возможно. Сталкивался я с такими умельцами, найду их, когда денег подкопим.

— А как быть с разными кодами и прочими фишками? — поинтересовалась Ольга.

— Решаемо. Думаю, это будет проще, чем обзавестись новым паспортом. Тем более что ты официально возьмешь другую фамилию.