для произошедшего. У меня были большие планы на следующие несколько месяцев: фотосессия в ближайшую неделю, вручение мне престижной награды на благотворительном гала-ужине для amFAR (Фонда исследований СПИДа) в Нью-Йорке, показ осенней коллекции на Неделе моды и важная весенняя поездка в Китай, которая должна была получить широкую огласку, – в элитной пекинской галерее Pace должна была открыться выставка-ретроспектива о моей жизни и деятельности. Именно из-за этого плотного графика, который меня ждал впереди, Барри снял домик в Аспене на несколько дней только для нас двоих.

Сразу после МРТ врач упомянул об операции. Я толком не понимала, что он имел в виду, но отказалась. Я хотела, чтобы мое лицо сначала полностью зажило, перед тем как решать, нужно ли делать что-то еще. Начиная с того момента я только и делала, что прикладывала лед и мазалась арникой, снова мазалась арникой и снова прикладывала лед. Постепенно отек сошел, обнаружив темные синяки, опускающиеся все ниже и ниже, создавая крайне печальное зрелище. Я продолжала наносить арнику, больше арники, и цвет синяков медленно менялся от темно-фиолетового к более светлому оттенку фиолетового, затем к сиреневому и, наконец, несколько недель спустя, к желтому. Я ежедневно снимала прогресс на свой айфон. Я сделала первое фото сразу после падения и отправила его всем своим друзьям. Я продолжила фиксировать изменения на своем лице ежедневно в течение следующих двух месяцев. «Вот как я выгляжу, – говорила я себе, – и это некрасиво».

Две недели спустя я была все еще в синяках и подумывала отказаться от участия в благотворительном вечере amFAR, на котором должны были отметить мои заслуги, и помимо меня награду должен был получать Билл Клинтон. Я была в ужасе от того, что мне надо будет показаться на людях с таким лицом, но потом мне стало стыдно за то, что я переживаю из-за сущих пустяков. «Что такое пара синяков по сравнению со СПИДом? – упрекнула я себя. – Разумеется, ты обязана пойти».

И все же, чтобы хоть частично прикрыть лицо, я попросила своих штатных художников сделать мне маленький веер. Он был в форме сердца и весь исписан моим девизом «Любовь это жизнь это любовь это жизнь». В начале вечера я пряталась за ним, но как только поднялась на сцену за своей наградой, опустила его вниз и просто сказала: «Прошу прощения за свой внешний вид, я упала, катаясь на лыжах».

После этого я перестала прятать лицо. На своем показе я была в солнцезащитных очках, и на этом все. Также я решила не отменять давным-давно назначенную фотосессию у Чака Клоуза для Harper’s Bazaar. Прийти на съемку к Чаку Клоузу – это как прийти на рентген. Между ним и тобой нет никакой преграды – ни фильтра, ни макияжа, ни выгодно падающего света – и практически никакого пространства, потому что он делает свои снимки крупным планом и анфас. «Как мне с этим быть? – подумала я сначала, а потом сдалась. – Я просто сделаю это». На фотографии было видно все, абсолютно все как есть: мое заживающее лицо выглядело осунувшимся и было покрыто черными пятнами. По идее, я должна была возненавидеть это фото, но в некотором смысле оно мне даже понравилось, потому что было настоящим. В Harper’s Bazaar его тоже оценили и напечатали на целый разворот, потом оно висело на стене в галерее Pace в Пекине и на еще более видном месте на моей выставке в Лос-Анджелесе в 2014 году.

Съемка у Чака Клоуза была не последней, перед которой меня мучили сомнения. Фотографироваться для меня теперь самое сложное. Мне никогда это особо не нравилось, но в моем возрасте это вдвойне сложно. Две недавние съемки с Терри Ричардсоном многому научили меня о природе красоты. Я знала Терри еще маленьким мальчиком, когда работала у фотоагента Альберта Коски, представляющего интересы его отца, Боба Ричардсона. Впервые Терри снимал меня для Purple, провокационного модного журнала Оливье Зама. Оливье позвонил спросить, не хочу ли я стать моделью в съемке коллекций для их выпуска весна/лето 2009 года.

– Ты сумасшедший? Мне 62 года! – ответила я. Но он был так настойчив, что в конце концов я рассмеялась и сказала: – Хорошо, я сделаю это, но только если ты поставишь мое фото на обложку.

– Я не могу этого обещать, – сказал Оливье, – но я постараюсь. – На обложке их предыдущего выпуска была Кейт Мосс.

Настал день съемки, и последнее, чего мне хотелось, это чтобы меня фотографировали. У меня отекли веки. Я была уставшей. Я должна была позировать для одной половины коллекций, а молодая профессиональная модель сняться для оставшейся. Я отчаянно хотела дать задний ход, но это было невозможно. После нескольких часов, проведенных в состоянии ужаса, я сказала себе: «Я сделаю это максимально быстро». Я не могла позволить, чтобы они почувствовали, в каком я была стрессе, поэтому стала изображать уверенность в себе и делать утрированные движения. С Терри это срабатывает – ему нравится утрированность. Я смеялась, дурачилась и торжествующе раскидывала руки в стороны. В итоге я оказалась на обложке журнала Purple в возрасте шестидесяти двух лет, и на мне были лишь колготки, боди и жакет от Maison Martin Margiela, сделанный из светлых волос.

В честь сорокалетнего юбилея платья с запа́хом Harper’s Bazaar предложил мне снова сняться у Терри, на этот раз в качестве «основоположника рэпа»[6] с популярной американской рэп-звездой Вале. Это была безумная идея, но моя команда восприняла ее с энтузиазмом, и мне пришлось нехотя согласиться. В назначенный день я опять проснулась с изможденным лицом. Была пятница, и у меня заканчивалась очень напряженная неделя. Я встретилась с мэром в семь утра в понедельник, и после этого была бесконечная череда интервью, выступлений и встреч с отделом дизайна и мерчандайзинга. Каждый вечер мы с Барри присутствовали на ужинах или торжествах. Мне хотелось быть одной, в своей машине, на пути в Cloudwalk, а не перед камерой в окружении молодых визажистов и ассистентов фотографа, всматривающихся в мое усталое лицо. Но я надела платье с запа́хом, которое они выбрали для меня, и сказала Терри: «Вперед». Я снова смеялась, позировала, утрировала. В итоге мне понравилось фото, где я упираюсь рукой в бедро, а моя нога стоит на колене у Вале. По моему лицу не видно, что оно отекшее, когда оно расплывается в широкой улыбке. Очевидно, что уверенность – это самое главное.

Когда мы уверены в себе, мы красивы, а уверенность исходит из принятия себя. Как только ты принимаешь себя, жизнь становится проще. Я видела это по Ноне Саммерс – мы с ней познакомились в