«Почему?» — Гортензия пришла в возбуждение.

Тимофей снизу видел когти, переминающиеся по решетке.

Он вытянул ногу и похлопал себя по бедру.

— Вот из-за этого. Гортензия, я слишком серьезно ранен. И если не получу немедленную помощь, то, боюсь, долго не проживу.

«О-о! — Драконша опять извернулась, вытянула шею и приблизила голову к тому месту на решетке, под которым он сидел. Потом неуверенно проговорила: — А тебе нельзя как-нибудь помочь?»

Тимофей едва не подпрыгнул на месте. Так. Они подошли к самому тонкому месту в его интриге. Он бросил взгляд в сторону сокамерников. Теперь следовало быть очень осторожным. Наверняка общество отставных каудильо давно уже прислушивается к словам и фразам, которые странный парень из их камеры бросает в пустоту. И вряд ли они верят, как верил простодушный Леха в самом начале его беседы с драконом, что Резвых сбрендил…

— Помочь могут. Но не здесь, — коротко произнес Тимофей, надеясь, что Гортензии этого хватит, что бы домыслить все остальное.

«А тогда где?» — бухнуло в голове.

— Сначала надо… — Он сложил растопыренные ладони в бабочку и помахал ими, изображая полет вверх. Потом добавил: — Я не могу говорить точнее. Гм… Ты должна сама сообразить.

Гортензия вернулась на свое место в центре решетки.

«То есть ты должен выбраться из этого тихого места?»

— Угу.

Драконша теперь сидела мордой к нему, а хвостом к самой дальней стене камеры.

«Но это же невозможно. Ты под этой проволокой…» — наконец догадалась Гортензия.

— Точно! — От нетерпения он почти выкрикнул это слово.

Сокамерники, до того изображавшие вежливое безразличие, начали поворачивать к нему мордылица. Тимофей спохватился.

— Гортензия, может, ты будешь читать у меня в голове? — скороговоркой предложил сэнсэй, стараясь говорить как можно тише. — Не хотелось бы говорить о таком вслух…

«Я не могу, — скорбно сказала Гортензия. — Ко всем моим бедам, я еще и неполный телепат. Я только передаю, а не читаю…»

— Гм… — Вот уж не везет так не везет. Если он и дальше будет обсуждать вслух всякие пикантные детали, то сюда могут набежать ребятки с пиками наперевес.

Насторожившиеся сокамерники были не менее опасны. Общество изгнанных диктаторов не погнушается в самый решающий момент пробить себе путь на свободу прямо по головам землян.

Гортензия сверху шаркнула лапой по прутьям. Звук вышел такой, словно железом проехались по железу.

«Ты хочешь использовать меня, чтобы выйти отсюда». — Это был не вопрос, а утверждение.

— Да, — Тимофей решил, что честность лучше всего.

«А что потом будет со мной?»

— Э-э… — Неужели эта страшная махина не знает, куда ей податься на воле? — Ты можешь присоединиться к нам. У нас уже есть один дракон. Эскалибур. Такой здоровый парень, багровый, весь в черных прожилках. Мы будем все вместе, э-э… — И почти в приступе отчаяния он добавил: — И я смогу тебе рассказывать о любви. Подробно, каждый день.

«Я не хочу на свободу. Здесь тихо, спокойно».

— Да, как в могиле, — подхватил он. — Послушай, ты же дракон. Рожденный летать сидеть на решетке не может. И не должен.

«Я плохой дракон, — голос драконши отозвался под черепной коробкой тихим виноватым эхом. — Я неполный телепат. И еще я не умею летать. О-о, как отвратителен мир, взирающий на меня с таким презрением!»

Тимофей сглотнул. Так рассчитывать на два драконьих крыла — тем более что над самой драконшей никакой решетки не было видно — и промахнуться. До этого задача казалась пустяковой — попросить Гортензию проплавить решетку, вылезти и сесть ей на холку, а уж там попробовать найти эльфа…

— Гм… А изрыгать пламя ты тоже не умеешь? — почти заискивающе спросил он.

«Только это».

Это было уже кое-что.

«Расскажи мне про любовь в вашем виде», — попросила опять Гортензия.

Он уселся поудобнее, с усталым вздохом уложил больную ногу повыше.

— Это… это начинается со взглядов. Особи моего вида сначала смотрят друг на друга, потом понимают, что они нравятся друг другу, потом начинают разговаривать. Потом они встречаются наедине…

«Наедине?» — тихо вздохнула Гортензия.

— Да. Потом они все чаще встречаются наедине.

Дракон наверху вдруг решительно взмахнул крыльями. И свел их перед собой, соединив в круг.

«Я помогу тебе выбраться на свободу, человек».

— Буду признателен, — пробормотал человек, теряясь в догадках, чего же он такого сказал, чтобы подвигнуть вялую Гортензию на это предложение. — А теперь, гм, я буду еще более признателен, если ты немного помолчишь, Гортензия. Я должен как следует обдумать все.

«Да, — царственно согласилась Гортензия. — Думай, Тимоха».

И он начал думать, стараясь не отвлекаться на боль в ноге.

* * *

На исходе третьего дня, в течение которых самка гоблинов так и не появилась, измученный ожиданием Вигала решил действовать. Оружия у него было немного — жилет, который он подобрал в углу и скрутил в жгут, и собственные руки. Все это время гоблин приносил еду достаточно регулярно — три раза в день. Соответственно завтрак, обед и ужин. За несколько минут до ужина на исходе третьего дня Вигала занял позицию сбоку от косяка. Дверь открывалась наружу. Если маг-оружейник не соврал и к внешней стороне двери действительно приделана мертвая лоза, то в первую очередь он должен распахнуть дверь пошире. Это может уменьшить действие мертвой лозы на него. А может и не уменьшить…

А дальше эльф решил действовать по обстановке.

Вопрос охраны Вигалу беспокоил мало. Вряд ли маг, арестовавший их, будет привлекать слишком много посторонних лиц к охране именно этого эльфа. И уж тем более других магов-оружейников. Нет, в интересах мага провернуть все тихо и незаметно. Так что охраны не должно быть много. Вариант, что сам маг постоянно караулит его, Вигала посчитал почти смешным. У магов-оружейников слишком много обязанностей. К тому же у этого мага должна была существовать и какая-то личная жизнь.

Проблема заключалась в другом — он не знал, что находилось за дверью его камеры. В каком-то смысле это будет попытка прорыва в никуда. Он всегда считал, что такие попытки малоэффективны, но сейчас выбора у него не было. Теперь он даже сожалел, что не сделал этого раньше. Каждая секунда, которую он ощущал всем телом прирожденного эльфа, начала казаться ему очередной каплей крови, вытекающей из тел друзей.

Ему было неизвестно, что сталось с людьми, — но, раз он все еще в тюрьме, значит, они живы. Только это успокаивало его.

Когда за дверью загремели запоры, эльф стоял ровно, всем телом прижавшись к стене возле косяка. Дверь начала отворяться. Вигала перестал дышать.