За рубежом подобные трупы не вскрывают. Если никто из родственников не инициирует уголовное дело, труп не исследуется. Одно – со встречной полосы кто-то накрыл. Совсем другое – дерево. Но у нас – положено инструкцией! И хоть ты тресни, доказывая – кому? дереву или столбу? – что подобного рода «ненужные» трупы отнимают время и силы, отвлекая от действительно важных дел, – положено, и баста! Хотя справедливости ради стоит сказать, что иной раз при тщательном осмотре тел удаётся обнаружить признаки самой что ни на есть «криминальности» – убийства, хотя родня-друзья-приятели-знакомые-соседи-очевидцы или даже те же менты (и деревья-столбы) настаивают на самоубийстве или несчастном случае. В копилке у судебно-медицинского эксперта Всеволода Алексеевича Северного было около семидесяти подобных наблюдений. Некриминальная очевидность сменялась очевидностью убийства. И примерно половина из этих семидесяти преступлений была раскрыта. Спасибо ему и тем сотрудникам правоохранительных органов, что не отмахнулись, а вняли. Вняв – проделали колоссальную работу. И пусть он не святой Пётр, пусть. Да и у следователей нимбы не чешутся.

Второй после пьяниц бич судебно-медицинских экспертов – уже упомянутые жертвы автокатастроф. На дорогах Подмосковья гибнет добрая половина людей, попадающих на секционный стол среднестатистического танатолога. В своё время – и Северного. Не всегда по пьяни погибают автолюбители, частенько – по глупости и неумению, по той самой гордыне, нашёптывающей обычному олуху о его гениальности в чём бы то ни было – в том числе и о всемогуществе на дороге. А дорога – коварная дрянь.

Хотя, конечно, спиртное плюс руль – куда более надёжные проводники в мир без печали для добропорядочных обывателей, чем бандитские разборки. Вопреки обывательскому мнению, в бандитских разборках гибла в шальные девяностые ничтожно малая часть людей, попадавших тогда в морг. Основная часть доставлялась из-за пьяного застолья, из-за руля автомобиля, из-за «саун с друзьями», из-за желания заняться любовью в гараже. Последнее было так же сезонно, как и «подлёдные похороны». Ну, негде заняться с дамочкой любовью женатому мужику, кроме как в собственном гараже. Дёшево и сердито. Ни светиться не надо, ни деньги на номер в гостинице тратить. А зимой что? Холодно. И потому занимаются парочки любовью в гаражах под выхлопные газы, неотвратимо несущие смерть. Особенно под бутылку спиртного. Неглубокий краткий сон после получения сомнительного удовольствия оборачивается сном вечным.

Но это ещё цветочки – пьяные, ножевые, автокатастрофы… Как-то раз по молодости Северному доставили тело убитого, выловленное из ямы общественного сортира. Труп пребывал в зловонной жиже неделю. Летом. В жару. А сильно сгнившие тела по всем канонам судебно-медицинской экспертизы требуют как раз более тщательного исследования, чем трупы «свежие». Ну чего, нормально. Разгребал руками опарышей… После такого и сибаритство себе можно простить – авансом на всю оставшуюся жизнь.

Простить за вечный запах трупов, въевшийся, казалось, навсегда в кожу рук и в волосы на голове. За шерстяной свитер, привезённый отцом из заграничной командировки и выброшенный Северным после двухсуточного марафона у секционного стола, пришедшегося на разгребание двух не поделивших районы группировок, чуть не в полном составе передислоцировавшихся в мир теней. Зимой, когда в морге температура была лишь на несколько градусов выше уличной. Прощай, папин свитер. Ты был хорошим, тёплым товарищем. Спи спокойно, дорогой свитер!..

Простить за постоянную угрозу заражения туберкулёзом, гепатитом, вирусом иммунодефицита человека. За вшей и блох, не раз и не два перебиравшихся на него с трупов. За порезы, за проткнутый сломанной костью мёртвого бомжа палец. За отсутствие наборов для вскрытия трупов с особо опасными инфекциями, за те всего лишь резиновые перчатки и фартук, коими «защищён». За недопитое молоко, за постоянный стресс, за вечный плач убитой горем родни, за страшные увечные тела, кровь и страдание. Можно простить себе, судмедэксперту Всеволоду Алексеевичу Северному, любовь к чистоте и порядку, открытым пространствам, дорогому виски, раритетным книгам и ненависть к глупости. Он, Сева Северный, был сделан не из железа, но окреп. И душа его много прежде остро страдала при виде смерти и горя. Хотя где она, та душа? Ни разу не видел. Хотя гору трупов вскрыл… А тут вот какие-то тётки, с кондачка – совесть у вас где-то в спине, в районе такого-то позвонка. Да если бы она там была, та совесть!..

Но Северный, несмотря ни на что, любил своё дело и был ему предан. И в безумное тогда. И в относительно благополучное, заслуженное сейчас.

Но задела его, ох как задела его профдеформация. От «Доктора Хауса» они фанатеют! Умиляются цинизму, завидуют острословию. Реальность – вот где воистину циничное представление. Безумный, нелепый театр абсурда, где вот уже четверть века смотрит и смотрит почти ежедневно спектакли судебно-медицинский эксперт Всеволод Алексеевич Северный. И вместо привычных театральных масок на занавесе вышиты три лика современной российской смерти: «Алкоголь», «Автомобили», «Неосторожность», а на сцене они сплетаются в страшном диковинном танце, но особого разнообразия от этого не появляется.

И хотя настоящая преступность есть, и стреляют в Москве, в Подмосковье и на необъятных просторах нашей родины нередко, и погибшие от руки бандитов люди тоже попадают на стол судебно-медицинского эксперта, но всё же с колоссальным преимуществом лидирует то, что Северный для себя давно определил как «естественное убийство». Когда смотришь на мир сквозь увеличительное стекло секционного стола, называть иную смерть смертью язык не поворачивается. Только убийством. Убийством себя ли, своих близких – но убийством. И никак иначе. Хотя в протоколах это называется «неестественной смертью», и свой термин «естественное убийство» Северный документально узаконивать не собирался, но лучше и не скажешь.

График смерти, составленный по стране, представляет собой кривую, неумолимо ползущую вверх. С каждым годом всё больше и больше трупов, полученных в результате того самого «естественного убийства». Сколько ещё кривая будет стремиться вверх и до каких жутких показателей доберётся – неизвестно. И как-то даже думать об этом не хочется. За долгие двадцать пять лет работы Всеволод Алексеевич Северный научился виртуозно определять причину человеческой смерти в каждом конкретном случае. Отравление алкоголем, грибами, наркотиками, тупая или колото-резаная травма, удушение, утопление, угорание… В каждом отдельном случае причина смерти ему почти всегда ясна. Но вот каким вопросом мучился циник-сибарит Северный: «Какова причина всех этих смертей, вместе взятых? Почему люди так наплевательски относятся к своей жизни, к жизни своих близких, к жизни себе подобных, к этому благословенному дару?» Люди и так смертоубийственно глупы и неосторожны. А тут ещё все слабые усилия и без того слабых людей построить некое подобие нормальной жизни с грохотом разбиваются об очередные грабительские реформы, дефолты, бессмысленность работы и образования. Всё теряет смысл. Какие дети? Зачем дети? Кто даст гарантию, что именно твой ребёнок не скроется в мире алкогольных иллюзий или наркотического бреда? Что именно твой ребёнок не помчится в ночь на мотоцикле, чтобы разбиться вдребезги о бампер дальнобойной фуры, оставив заодно и троих деток ни в чём не повинного шоферюги сиротами? Что именно твой ребёнок не вывалится из окна четырнадцатого этажа, потому что его туда столкнул впервые приобщившийся «чернил» одноклассник? Что именно твой ребёнок не убежит, не умчится от тебя безвозвратно – прямиком на секционный стол морга. Какие дети? О чём так мечтал отец? Отец, за что ты так и не смог простить меня? За то, что я всего лишь стал судебно-медицинским экспертом? Да я, чёрт побери, сумел остаться в живых! Не это ли счастье любых родителей, если их ребёнок сумел остаться в живых?! Просто остаться в живых. Жизнь – не это ли и есть главная радость человека за человека?