в центре и на левом фланге нашей позиции дела застопорились, как описано выше, то на правом фланге они неожиданно пошли гораздо лучше, несмотря на то что там мы были слабее всего. В этом секторе вдоль железнодорожных линий мог действовать наш бронепоезд, поэтому для его поддержки на этом фланге был оставлен всего лишь запасный эскадрон Сводного гвардейского казачьего полка из Павловска, и то в половинном составе.

Случилось так, что против нашего правого фланга действовали не красногвардейцы, а только армейские резервисты из петроградского гарнизона. Их было не меньше тысячи, но все они разбежались после первых же выстрелов нашего бронепоезда. Их командир – пехотный капитан, которого заставили вести их в бой, – плюхнулся в канаву и махал оттуда белым платком, пока его не подобрал патруль резервистов Сводного полка. После этого начальник патруля, молодой сибирский казак-лейтенант, отвел его к генералу Краснову.

Этот молодой лейтенант показался мне горячей головой – он просил у генерала Краснова разрешения атаковать окопы Красной гвардии. Краснов отказал. Вскоре после этого, однако, мы услышали громкое продолжительное «ура-а-а», и сибирский лейтенант пронесся мимо нас с правой стороны во главе своих сорока казаков с шашками наголо.

Генерал Краснов был в ярости. Я до сих пор помню, какая мука звучала в его голосе, когда он кричал раз за разом: «Кто приказал атаковать?» Никто не приказывал. Очевидно, юный лейтенант решил нарушить приказ, не предполагая, что добровольцы-красногвардейцы окажутся гораздо более стойкими, чем деморализованные пехотинцы-резервисты, паническое бегство которых он только что наблюдал лично. Он заплатил за свое нахальство жизнью.

Атакующих встретил ураган огня. Каждая красная винтовка, каждый пулемет в пределах дальности стрельбы – включая и пулеметы броневика – стреляли, казалось, одновременно. Отдельных выстрелов было не слышно, над полем стоял непрерывный рев, который перекатывался волнами и то усиливался, то ослабевал. Поразительно, что убит в этой несчастливой атаке был всего один человек – сам юный лейтенант. Из его людей восемнадцать человек получили ранения, и все сорок лошадей были потеряны.

Когда, еще за несколько сотен футов до окопов противника, командир был убит, в дело вступил природный здравый смысл молодых казаков. Все они, раненые и целые, упали из седел на землю и ползком вернулись обратно на свои позиции. Все они в первый раз оказались под огнем, и тот факт, что они вынесли к своим не только всех раненых, но даже тело своего опрометчивого командира, говорит в пользу молодых людей.

После этого, однако, некоторые оставшиеся целыми лошади продолжали скакать вперед. Красные прекратили стрелять по ним, но теперь уже наши собственные стрелки открыли огонь и перебили большую их часть, чтобы ценный приз не достался врагу. Вот почему перед канавами вдоль дороги Пулково – Гатчина – линией обороны красных – оказалось множество лошадиных трупов, что положило начало легенде о яростной рукопашной схватке у дороги.

Американский коммунист Джон Рид оказался на поле этого сражения на следующий день. Он написал в своей книге: «Участники этих боев рассказывали мне, как сражались матросы: расстреляв все патроны, они бросались в штыки; как необученные рабочие рванулись на казачью лаву и вышибли казаков из седел; как в темноте какие-то неизвестно откуда взявшиеся толпы народа внезапно, как волны, обрушились на врага… В понедельник еще до полуночи казаки дрогнули и побежали, бросая артиллерию. Пролетарская армия двинулась вперед длинным, изломанным фронтом и ворвалась в Царское…»

В официальном советском курсе истории 1942 г. издания даже помещен рисунок, на котором изображено, как утверждается, «сражение под Пулковом». На нем вставшие на дыбы кони сбрасывают своих всадников-казаков прямо среди красногвардейской пехоты, а броневик в упор стреляет по ним.

Все это – чистая фантазия. Рукопашной не было; те сорок казаков, что поскакали за горячим лейтенантом в злополучную атаку, не приближались к линии красных окопов ближе чем на несколько сотен футов; не было никаких признаков того, что у красных не хватает боеприпасов. Напротив, у них, казалось, всего было в избытке, и они тратили не считая; ни одной пушки[42], пулемета, ни одного мертвого или раненого казака на поле не осталось; отступление было совершено в полном порядке под прикрытием темноты, и красные с опаской последовали за нами; они долго вели артиллерийский и ружейный огонь по позициям казаков даже после того, как те были оставлены. На Царскосельской электростанции отключили электрическое освещение, и это дало преимущество казакам-ветеранам, привыкшим передвигаться и действовать ночью.

Потери казаков в тот день – трое убитых и двадцать восемь раненых. Красные, по некоторым данным, потеряли убитыми и ранеными больше четырех сотен человек. Это не говорит ничего плохого об их храбрости или стойкости; наоборот, у нас всех возникло ощущение, что для новичков в военном деле они вели себя чрезвычайно достойно.

Неудача глупой атаки лейтенанта из сибирских казаков подняла, естественно, боевой дух красных, и они двинулись потихоньку вперед. Наши стрелки медленно отходили; к вечеру они заняли оборону вдоль железнодорожной насыпи, которая пересекала деревню Александровка на северной границе Царскосельского парка.

Под прикрытием именно этой насыпи генерал Краснов начал диктовать мне свой приказ об отступлении (начало и конец этого приказа представлены на фото 26). Я впервые исполнял обязанности штабного офицера, и моей основной заботой было сделать документ как можно более презентабельным. Вскоре после этого мы переместились в брошенный дом поблизости, и остальные приказы были написаны уже там. Я писал их в полевом блокноте для депеш с четырьмя или пятью экземплярами под копирку. Оригинал генерал Краснов оставил себе, и через год подарил его в Новочеркасске моему отцу. Теперь он хранится в Принстоне в моем банковском сейфе. Этот приказ никогда не публиковался. Вот его текст:

«Штаб корпуса

ПРИКАЗ

III конному корпусу № 051

Село Александровка

30 октября 1917 года

Усиленная рекогносцировка, веденная мною с 12 часов до 18 часов, сегодня выяснила, что противник занял позицию от дер. Кабози, через д. Сузи и до дер. Большое Пулково. Мятежники состоят из матросов, пехотных частей и красногвардейцев, число их не менее 2–3 тысяч. Они имеют 3 броневые машины, из которых одна пушечная, 2 орудия. Действия их весьма решительны, несомненно по характеру боя, что ими руководят германские офицеры. Ввиду того что мы не только не получаем подкреплений, но и не имеем патронов и снарядов, я считаю, что положение наше, угрожаемое со стороны Колпина глубоким обходом, особенно принимая во внимание ненадежность гарнизона Царского Села и значительную боевую усталость казаков, не позволяет нам предпринять наступление. Мы не можем оставаться в Царском