Сэм. Толкнув головой дверь, он увидел перед собой ботинки директора школы. Он понял, что попался. Будучи автором гениального тактического маневра, он в этой, казалось, безнадёжной ситуации находит другой гениальный ход: он начинает кататься по полу, держа руки на животе, и издавая громкие стоны. На вопрос директора: «Тродлер, что с тобой?» (директор называл нас по фамилии). Сэм в ответ мычал, блестяще имитируя приступ болей в животе. Директор поднял его на руки и отнёс в учительскую. Там его напоили чаем и положили на диван. От напряжения и пережитого он крепко заснул. Проснувшись, он пожелал пойти домой. Занятия в школе закончились, и осталась лишь дежурная преподавательница, получившая поручение директора проводить Сэма до дома. Он отказался от её предложения, мотивируя тем, что он полностью пришёл в себя, и ему достаточна моя помощь.

Когда мы вышли из школы, он спросил меня: «Ну как?». Я ответил, что сначала подумал, что это розыгрыш, но по тому, как реагировали взрослые, начал сам испытывать страх за тебя и готов был заплакать. Он улыбнулся и сказал, что в действительности это был розыгрыш, но повторять его он больше не намерен. В дальнейшем мы никогда не прибегали к этой тактической уловке. Я до сих пор восхищаюсь его выдающимся артистизмом: он спас себя и меня. Самое загадочное в этой истории, это то, что увидев ботинки, Сэм почти мгновенно сообразил как в данном случае нужно поступить. Вообще, в дальнейшем в подобных ситуациях он проявлял быструю ответную реакцию. В течение учёбы в этой школе было всякое: драки, синяки, оскорбления и т. д. Один пример я вынужден привести. Это было, когда мы учились в четвёртом выпускном классе. В то время я дружил с одноклассником Серёжей Прокофьевым. Вроде, у нас с ним не было никаких конфликтов. На одной из больших перемен между нами возник пустячный спор, который завершился тем, что он злобно выпалил при свидетелях мне в лицо слово «ЖИД». Он сидел на подоконнике открытого окна. Не раздумывая, я врезал ему в лицо. В результате он опрокинулся и выпал из довольно высокого окна. При падении, он сильно разбился, но, к счастью для него и меня, обошлось без переломов. На следующий день он с синяками пришёл в школу со своей мамой. Придя в кабинет директора, где проходила учительская летучка, она с порога громко заявила: «В «лучшей» школе творятся безобразия, отсутствует какая-либо дисциплина, свидетельством чего является попытка убийства моего сына. Посмотрите на него, он весь в синяках. Я требую наказать виновника, потенциального убийцу, и выгнать его из школы, а родителей привлечь к ответственности». Директор школы, Михаил Тимофеевич, выслушав её тирады, спросил, может ли она назвать имя потенциального убийцы. Он знал об инциденте, происшедшем накануне, и собирался его обсудить с преподавателями. Для этого он намеривался вызвать на текущее заседание участников конфликта. Однако, появление мамы несчастной жертвы разбоя нарушило его планы. Директор повторил вопрос: «Знаете ли вы имя потенциального убийцы вашего сына?» «Да,-это паршивый жидёнок Мотя Львовский». Наступила тревожная тишина. Затем Михаил Тимофеевич медленно встал и, направив указательный палец в сторону этой мамы, сказал: «Вы антисемитка и, воспитывая своих детей, прививаете им ненависть к евреям. Я не потерплю в возглавляемой мною школе малейшее проявления антисемитизма. Немедленно покиньте мой кабинет и школу, иначе я вызову представителей закона и вам не поздоровится». Она в испуге ретировалась, и инцидент себя исчерпал. Моим родителям подробности о прошедших событиях рассказала моя учительница.

Наконец, спустя четыре года, я успешно закончил учёбу в маленьком учебном заведении для маленьких детей, которое для нас стало храмом постижения новых знаний и школой жизни. И в этом заслуга замечательных, терпеливых директора школы и преподавателей, посвятивших своё призвание очень трудной профессии-учитель-ствованию. Я и мои родители стали готовиться к поступлению в среднюю школу (десятилетку). Мы выбрали школу, расположенную достаточно далеко от дома. Она находилась на исторической улице Железнодорожная, откуда я начал поход в Бухару к тёте Фане. Эта школа была в ведомственном подчинении Комиссариата путей сообщения, а не Просвещения. Я не знаю, какие привилегия имели преподаватели и работники этих школ, но мне доподлинно известно, что ученики их не имели. Чтобы дойти от моего дома до школы, необходимо было пройти по улице имени Ленина, на которой был расположен наш дом, примерно шестьсот метров. Затем, пересекая центральную площадь с деревянной трибуной, на которой проходили праздничные демонстрации и парады войск местного гарнизона, спортивные соревнования, мы подходим к мосту, перекинутому через железнодорожные пути. Пройдя три марша вверх по лестнице и пройдя примерно 60 метров по настилу моста и спускаясь, мы попадаем на улицу, которая затем переходит в шоссейную дорогу в Бухару. По ней нужно было пройти несколько сот метров до пересечения с улицей Железнодорожная, на которой располагалась моя новая школа. Справа от противоположного конца моста находился большой вокзал смешанной архитектуры. С моста открывалась панорама маленького провинциального города со скудной промышленностью, который однов-ременно был большим железнодорожным узлом. Город был зелёным, благодаря чему в жаркую погоду можно было укрыться в тени деревьев. Если с моста смотреть в бинокль на запад, в сторону Каспийского моря, то вдалеке можно увидеть пустыню. Почему я так подробно описываю маршрут, по которому мне ежедневно приходилось проходить в одну и другую стороны, пока я учился в пятом классе? Потому что у меня не было чернильницы–непроливайки (страшный дефицит) и не было чернильниц на партах (они появятся лишь в следующем году). Поэтому мама купила мне большую и тяжёлую канцелярскую чернильницу без крышки из тёмно-зелёного стекла. В день учёбы я шёл в школу, неся почти на вытянутой руке эту проклятую чернильницу. Уставшая и дрожащая рука постоянно была измазана чернилами, но зато я ни разу не запачкал одежду.

1935 год. Жду первого сентября, когда начнутся занятия в 5-м классе. Впереди шесть лет учёбы, которая закончится в июне 1941г. Впереди ожидания определённого рода. Я не могу закончить эту главу, пока не расскажу читателям ещё несколько важных поучительных эпизодов из моей жизни. Они произошли в детстве и, возможно, изложены не в хроно-логическом порядке. За мои проделки моя мама меня иногда наказывала. Не так сильно, но в принципе – заслуженно. Но я не терпел никакого насилия над собой. Поэтому отдельные шлепки я воспринимал гипертрофировано. В малолетстве я был очень обидчив. Этот рудимент и сейчас иногда проявляется, но в очень микроскопическом виде. Повзрослев, я понял какую роль сыграли мои родители в моём воспитании и