Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…А дальше любой новый Майдан не будет иметь политического лидера. Он не приведет к новой власти. На теперешней власти заканчивается скамейка запасных в украинской политике. За ними — никого. Пустошь. В этой стране существует только власть против общества. Никакой третьей силы. Все так называемые непроходные — нереволюционные, поэтому их в расчет брать не приходится. Следовательно, потенциальный Майдан станет антиполитическим. Он будет направлен против политиков как биологического вида. Он не будет предусматривать передачи власти тем, кто на подходе, ибо таких не существует в природе. Новый Майдан будет антисистемным, а следовательно, разрушительным. За ним не будет силы, которая способна пересоздать новое государство на руинах предыдущего. Это будет акт масштабного разрушения без акцента на последствиях.
…А дальше каждый день будет укрепляться ощущение, что нас «поимели». Скоро вскроется, кто кому подписывал тендеры, кто чьи рефинансировал банки, кто заработал на курсе доллара, кто допечатывал гривну, кто в каком особняке живет, и кто с кем о чем договаривался в то время, как в зоне АТО каждый день погибал кто-то безымянный. Вспомнятся глупые обещания. Осознание "нас поимели" станет фундаментом реванша тех людей, которые очень тяжело и надрывно пережили каждый стресс.
…А дальше психосоматическое лицо предполагаемого Майдана будет ужасным. Оно не будет напоминать тех улыбающихся мальчиков и девочек, которые угощали горячим чайком "беркутят", ласково скандировали "Мы за Европу" и креативно разрисовывали свои мордочки в сине-желтые цвета. Нет, это будет гримаса. Каждый месяц после Революции достоинства множит число людей, которые перешли границу умышленного убийства. В них уже нет психологического барьера перед выстрелом в голову. Повсеместно будет звучать крепкий трехэтажный мат. Из уст будет литься ненависть и очень аргументированная злость. Нам будет неприятно смотреть в глаза этому некрасивому Майдану. Но именно он станет нашим коллективным зеркалом.
…А дальше будет продолжение драмы. Вечной украинской драмы, которая замешивается на неспособности политиков дать отпор гигантскому искушению "косить" бабло. Государство, построенное так: власть зарабатывает, а народ ждет. Эта драма подарит нам еще много кульминаций, но она не предполагает хэппи-энда. Потому что совершенно неважно, с какой эмоцией ты выходишь на Майдан. Или ты выходишь улыбаться и прыгать, или ты выходишь проявлять невиданный героизм и бесшабашность, или ты выходишь жечь машины и бить стекла, или ты выходишь отстреливать ненавистных коррупционеров — ты все равно расписываешься в своей немощи творить государство. Ты все равно становишься улицей. А улица знает только один язык — "натворить делов и разойтись по домам".
В этой стране могут появиться тысячи Небесных сотен, но эти лица убиенных так и останутся в папке "Другое". Потому что мы не умеем творить государство, в котором хочется жить. Это нам не по силам. Это не под силу политикам, которых мы добровольно выбираем. Это не под силу даже молодому поколению, которому проще свалить отсюда. Мы можем разве что время от времени бороться за шансы — и снова не терять возможность их потерять. Нас ничто ничему не учит. Ибо мы — вечные безгосударственные революционеры, которые выращивают себе дракона, против которого позже, когда он наест себе пузо, будет не стыдно бороться».
Остап Дроздов, Львов
Украина, Киев. Коло конца
[58]
. 24 июля 2017 года.
Мы с тобой идем по Киеву
Власть касается хреновая
На столбах что слева старая
На столбах что справа — новая…
Автор неизвестен
С чего начинается революция…
Говорят, что когда французской королеве Марии Антуанетте доложили, что у людей нет хлеба, она в удивлении спросила: но почему они не едят пирожные? Через некоторое время, она сложила голову на гильотине, но перед этим — прошла долгий и страшный путь, увидела смерть близких людей, мужа, в Версаль врывалась толпа и она в одиночку — защищала детей от разъяренной толпы. Ну, а глашатаи революции — Дантон, Робеспьер, Марат — пережили Ее Величество ненадолго. Кого настиг кинжал убийцы, кого гильотинировали соратники. На том свете — наверное, им было о чем поговорить…
Февральская революция началась с того, что в Петербург не подвезли достаточно муки и в магазинах пропал самый дешевый, черный хлеб. Белый, подороже — лежал свободно. Для справки — в Австро-Венгрии к тому времени уже был голод, в большинстве воюющих стран было введено нормирование продуктов. У нас даже Думу не распустили. Как то неожиданно — лозунг «Хлеба!» сменился на «Долой самодержавие!». А уже через несколько месяцев — разъяренная толпа матросов, солдат и рабочих ворвалась в Зимний, который к тому времени было некому охранять. Арестовали Временное правительство и бросились в подвал — там были винные склады, трубы горели. Но это дураки — а те, кто поумнее, остались наверху и организовали советское правительство. Тогда — никто не дал бы этой власти и месяца, а оказалось — на семьдесят с лишним лет.
Но, в общем и целом — власть пошатнулась задолго до этого, утратив даже минимальное согласие общества с тем, что она им правит. Самодержавие — мешало, в общем-то, всем, кто был в тот момент в Петербурге. Работяга был недоволен тем, что благополучие жизни пошатнулось, да и выпить больше не выпьешь — сухой закон, однако. Солдатики, служащие при Петроградском военном округе, и матросы, которые просидели всю войну на кораблях, зверея от безделья — были весьма раздосадованы возможной перспективой отправки их на фронт. Там, кстати, столичных так и назвали: петербургские беговые батальоны. Политически активные были недовольны, потому что они всегда недовольны, даже если их черной икрой накормят — найдут к чему придраться. Крупные капиталисты, политические авантюристы типа Керенского, умнейшие и циничнейшие политиканы типа Гучкова — были недовольны тем, что им так и не удавалось взять в свои руки реальные рычаги власти, как это удалось их коллегам в Великобритании. Владимировичи — следующая по престолонаследию ветвь дома Романовых после Александровичей — были недовольны, что им никак не удается прорваться к власти. Хотя они готовили заговоры еще против Александра III. А потом удивляемся — как это Вел. кн. Кирилл Владимирович