— Поверь, Лукьян Всеславич, я… — лепетала Дарина, мысленно утешаясь тем, что урядник, по крайней мере, не знает всей правды о любовном свидании у ручья.

— Не надо оправдываться, — прервал он ее сурово. — Понимаю ведь, что дело молодое, кровь кипит, а Назар — самый красивый и удалой парень во всей округе. Но разве ж благородная женщина с чистой душой полюбит мужчину только за его красивое и сильное тело? Ведь если так выбирать, то и последнего негодяя, и круглого дурака, и низкого раба можно полюбить. Подумай об этом, боярыня. А уж я постараюсь оградить тебя от греха и соблазна. Князь Даниил сейчас строит крепости в новых городах, вот в один из таких городов я отправлю Назара с женой. Будет служить в крепости, а если придется, то и защищать ее от врага. На княжеской службе ему некогда будет думать о красивьх боярынях. Да и ты после его отъезда заживешь спокойней, вспомнишь, что должна заботиться о маленьком сыне, о больной свекрови, о боярском поместье. И в церковь будешь ходить молиться, а не переглядываться с молодыми красавцами.

Дарина слушала его и, пристыженная, все ниже опускала голову. Наконец, уже на подходе к дому, Лукьян Всеславич перестал ее отчитывать и, остановившись, внимательно заглянул ей в лицо. Голос его прозвучал глуховато и чуть хрипло:

— Аты, наверное, думаешь: «Какое он имеет право ругать меня, этот глупый чужой старик? Какое ему дело до меня?»

— Я вовсе так не думаю! — возразила Дарина и, подняв глаза, встретилась с пристальным, сверкающим взглядом Лукьяна.

— Не обессудь, если замучил тебя своими проповедями, — вздохнул он, подобрев лицом. — Но это все я говорю для твоего же блага. О твоем легкомыслии я никому не расскажу, но и ты впредь не поступай безрассудно.

«А ведь я нравлюсь этому уряднику как женщина, — вдруг подумала Дарина. — Почти нет сомнения, что нравлюсь». Вслух же она сказала:

— Благодарю тебя сердечно, Лукьян Всеславич, за то, что выручил меня сегодня и до дому проводил. Может быть, зайдешь к нам в гости? Матушка Ксения будет рада.

— В другой раз, — с улыбкой ответствовал урядник. — Сейчас я только что с дороги, весь пыльный, да еще в кольчуге.

— Как тебе будет угодно. Ты в нашем доме всегда желанный гость.

Расставшись наконец с Лукьяном, Дарина облегченно вздохнула и заспешила в дом. На душе у нее была тоска и еще какое-то гнетущее чувство, похожее на страх. Нет, она не боялась последствий любовной близости, поскольку уже знала от Ефросиньи, в какие дни женщине не грозит беременность. Скорее это был страх греха. Дарина решила про себя, что сегодня до глубокой ночи будет молиться, прося у Богородицы прощения.

Назар и Лукьян сдержали данное Дарине обещание молчать, и о злополучном свидании никто в округе не узнал.

Вскоре до молодой боярыни дошла новость о том, что Назар по велению урядника отбыл в одну из крепостей Волынского княжества, а вместе с ним уехала и его жена, рисковавшая родить прямо в дороге.

Дарина почувствовала невольные угрызения совести из-за того, что была в какой-то мере виновницей трудностей и перемен, постигших семью Назара.

Но, вместе с тем, теперь, когда он уехал, ей стало спокойнее и она могла трезво и здраво рассуждать о том, о чем раньше мешали подумать женские чувства, волнуемые ежедневной вероятностью встречи с мужчиной, к которому ее безудержно влекло.

Дарина, однажды решившая пойти на поводу у своих желаний и узнать вкус грешной страсти, теперь ощущала легкое разочарование и душевную пустоту, но при этом ни о чем не жалела, так как знала, что если бы удержалась от соблазна, то мечтала бы о нем еще сильнее.

Зато теперь, набравшись опыта, она могла лучше разобраться в самой себе. Как-то раз, проезжая мимо того места, где встретилась с молодым охотником, Дарина вдруг подумала: «А ведь Назар — это просто красивое животное, сильный зверь, который нравится самкам. А была бы я счастлива, если б он остался в селе и мы бы с ним продолжали встречаться как любовники? Наверное, скоро я вошла бы во вкус плотских утех, но и только. Для счастья истинной любви этого мало. А что же надо? Уважение? Единение душ?» Этого Дарина пока не знала и не могла постичь. Но она хорошо помнила, что подобные мысли стали приходить ей в голову после разговора с Лукьяном, в тот день, когда он провожал ее домой и отчитывал за безрассудную встречу с Назаром.

Урядник стал редко бывать в боярском доме, а приезжая, обычно разговаривал с Ксенией, Дарину же только молча и сдержанно приветствовал, и ей даже казалось иногда, что этот почтенный человек смущен той общей тайной, которая вдруг соединила его с юной женщиной. Впрочем, его редкие приезды и хмурые взгляды могли объясняться еще и болезнью жены, о чем он не раз беседовал с боярыней Ксенией.

Сама же боярыня, оправившись после своего короткого недомогания, принялась с удвоенным усердием заниматься хозяйством, делать запасы на зиму, а еще заботиться об укреплении дома и двора на случай налета лихих людей. Она, конечно, понимала, что против татарского войска эти укрепления не устоят, но от ватаги разбойников или небольшого отряда татарских всадников могут защитить — по крайней мере на некоторое время. Раньше боярыня не проявляла интереса к укреплению своего жилища, и Дарина понимала, что свекровь заботится не о себе, а прежде всего о маленьком внуке, и была ей за это благодарна. Лукьян помогал Ксении не только советами, но и присылал на строительство укреплений своих людей.

Впрочем, несмотря на тревожные слухи и ожидания, зима прошла спокойно. Долгими вечерами вся женская половина боярского дома собиралась у очага за прялками. Часто приходили Катерина с Ефросиньей. Вечные разговоры о хозяйстве, воспоминания о бедствиях и заунывные песни наводили на Дарину тоску, но она не смела признаться, что ей скучно в кругу старших женщин. Оживление вносил только маленький Святослав, который бойко лепетал, а к весне уже пытался вставать на ножки.

В конце марта, когда сошел снег и солнце начало пригревать землю, пробуждая траву и почки на деревьях, отстрадавшись, умерла жена Лукьяна Всеславича. В церкви, где ее отпевали, собралось много народа. Дарина и Ксения стояли недалеко от урядника и отметили, как он ссутулился и потемнел лицом, — видимо, ему тяжко пришлось в последние месяцы у постели больной. Но, когда он оглянулся на них и встретился взглядом с Дариной, ей показалось, что его потухшие глаза заблестели.

На похороны приехала из Владимира-Волынского и дочь Лукьяна, Евдокия, которую урядник познакомил с Ксенией и Дариной. Эта статная привлекательная женщина была чуть старше Дарины, но держалась с большим достоинством и даже важностью, как близкая к княжескому двору боярыня, подруга дочери князя Василька. Муж ее, боярин Глеб, был в это время с князем в Венгрии и не мог приехать на похороны тещи.

Евдокия погостила у отца дней десять, а потом уехала вместе с ним во Владимир. Лукьян обещал вернуться через месяц, но, видно, дела задержали его дольше, и прибыл он только к лету.

Дарина предчувствовала и боялась, что скоро он заставит ее принять некое важное решение, к которому она не была готова.