Голос истончился, стал детским, ломким, мальчишеским.

Ну и что я собиралась узнать у этого безумца?

— Семушка велел кланяться и приветы передавал, — отчаянно улыбнулась я. — А ты, Митенька, можешь кого-нибудь из взрослых сейчас позвать?

Лицо Уварова вытянулось, опять сменив выражение, видимо, внутри происходила какая-то борьба, наконец он проговорил глубоким басом:

— О чем вы хотели меня спросить?

— Сначала представьтесь.

— Надворный советник Уваров. Впрочем, разжалованный за свои преступления. Не тяните время, Попович, у нас с вами его немного.

Обращение «Попович» сработало для меня взведенным курком. Я быстро, стараясь не путаться, изложила Дмитрию свои умозаключения.

— Это не я, — просто ответил тот. — Конечно, я могу и не помнить всего, что происходит, когда управление моим телом берет на себя кто-то другой, но нет, исключено.

— Есть возможность передать ваши способности…

Он меня перебил, обратившись к Зорину:

— Она не чародейка?

Иван покачал головой.

— Понятно. — Уваров сразу же потерял интерес к коллеге и обернулся ко мне. — Определите магические способности погибших девушек. То, что вы мне описали, очень похоже на процесс кормления или обучения.

Я выхватила из кармана блокнот с карандашиком.

— Кто-то сначала натаскивал тварь на случайных жертвах, оттого и смерти среди нищих, затем перешел к реализации своего плана.

— А почему именно Мамаев оказался под подозрением?

— Вы, Попович, — сыскарь, вам и карты в руки. — Он опять повернулся к Зорину. — Сашенька в порядке?

— Да. Я говорил с ней несколько дней назад.

— Мне передавали, она меня навещала, — грустно сказал Дмитрий. — Не довелось свидеться, меня к ней не допустили. Эти…

Он прижал ладонь к виску, поморщился.

— Заканчивается наше свидание, Ванечка, вышло время.

На Зорина смотреть было страшно. Потому что когда большой взрослый мужчина собирается заплакать — это страшно.

— Еву-Ангелину свою берегите, она барышня толковая. Единственная, кому удалось меня вызвать… Эльдару куролесить не позволяйте, Семке скажи… Пустое… Простите меня, если сможете…

Уваров обхватил руками голову и завизжал:

— Креста-молодца! В лепеху! Сыскарики-чародеики! Иииии!

Почти всю обратную дорогу мы с Зориным молчали. Я плакала, сморкаясь в носовой платок. Мне было очень жалко мокошь-градского давителя.

Заговорила я, когда лошадь зацокала копытами по городской брусчатке:

— Узнать, были ли погибшие нищие хоть сколько-то магами, мы сейчас уже не сможем.

Иван вынырнул из грустных дум с готовностью, стал меня внимательно слушать.

— Но про остальных девушек вполне реально разузнать. Мамаев-то в курсе об их магических способностях?

— Да и я тебе про то рассказать могу. — Зорин подобрал поводья. — По крайней мере, про Анну Штольц. Она точно была нисколечко не чародейкой. Мы как-то с ней беседовали о мастерстве актерском, так она нарочно отметила, что людям обычным сложно в театре карьеру выстроить, а ей удалось, примой стала.

Я взглянула на часы. Было два часа пополудни, самое что ни есть обеденное время.

— А не заехать ли нам, Иван Иванович, в кафешантан, на место второго убийства? Ты же сможешь увидеть, если покойная колдовать была мастерица?

— Тебе начальство запретило туда идти, — напомнил Зорин.

— Оно в одиночку запретило! Наверное… скорее всего… А я с тобой собираюсь. Ну кто супротив безопасного досмотра в сопровождении великого чардея возражать будет? Точно не шеф!

И, чтоб развеять всяческие сомнения в законности предприятия, я пошла с козырей:

— Там неподалеку пекаренка есть, а при ней булочная, а в ней выпечка разнообразная и чай на травах медовый.

Кстати, поесть и я бы сейчас не отказалась. Бритские научные светила наверняка поддержали бы меня в стремлении питаться регулярно, подтвердив желание мое стройностью научных доводов.

Заход с козырей возымел действие, Иван Иванович потянул поводья, направляя нашу коляску в переулок.

Это был молниеносный досмотр, я бы даже сказала, блиц-обыск. Жозефина, поднятая нами с постели от сладкого послеобеденного сна, провела нас захламленными коридорчиками за сцену, в будуар покойной товарки, носивший следы основательного обыска.

— Здесь не прибирались еще, — позевывая, сообщила она, не забывая, впрочем, кидать призывные взгляды в сторону Ивана Ивановича.

Тот, проигнорировав страстные взоры, походил по комнатенке, на нормальный будуар нисколько не похожей, наклонился у диванчика. Я вспомнила, что именно под этим диваном труп или, скорее, то, что от него осталось, нашли. Меня замутило, даже в глазах потемнело. Не должны люди умирать. То есть вот так вот не должны. Она же молоденькой была совсем, эта Венера из Парижа, наверняка мечтала о чем-то, кого-то любила, кого-то ненавидела, репетировала каждый день как проклятая, чтоб на сцене в грязь лицом не ударить. А потом в один ужасный момент ее не стало. И мечты ее, и планы оказались никому не интересными…

Я достала из кармана смятый и влажный носовой платок.

Зорин тем временем переместился к трюмо, перебирая склянки резного стекла и коробочки с гримом.

— Это что? — спросил он Жозефину.

Та картинно закатила глаза и вздохнула:

— Ну а я-то почем знаю? По всему видно, зелья она какие-то хлебала. У нас, актрис, это повсеместно.

— И варила сама? — Иван пошурудел в выдвижном ящике и достал оттуда медную спиртовку с закопченной алхимической колбой.

— Я-то почем знаю?

Глаза Жозефины закатились уже на такую недосягаемую высоту, что я опасалась, как бы не выпали от натуги.

— Сама, — решил Ванечка, осторожно понюхав колбу. — Ну что, Гелюшка, могу сказать с большой долей вероятности, что была наша покойница неплохим зельеваром. А это наличие магических способностей подразумевает.

Я сначала высморкалась, прежде чем ответить, и стерла со щек слезы рукавом, который пока был почти сухим.

— Значит, теперь понятно, почему он…

Я запнулась, посмотрев на Жозефину. Нечего мне перед посторонними людьми служебные разговоры разговаривать.

Поэтому, кивнув Ивану Ивановичу и пошевелив солидно бровями, я повернулась к выходу.

Жозефина проводила нас на улицу. Ей все не хотелось с нами расставаться, она косилась на Зорина, болтала всякие общие глупости, зазывала на представление.

— Спасибо, — поблагодарила я девушку. — Ты нам очень помогла сегодня.