— Кобыл к жеребцам водить, — коротко объяснил он. — Ты своих, я своих…

— Как? — только и смогла выдавить я. — Я никогда не…

Мне хотелось провалиться сквозь землю от стыда — так посмотрел на меня конюх. В его глазах мой престиж упал ниже некуда, и подняться шансов не было. Но потом он, видимо, вспомнил, что я работаю первый день, и принялся объяснять:

— По одной выводишь кобыл на пробу, там передаешь конюхам, после отводишь назад и берешь новую. И все… Умеешь недоуздок одевать?

Мне не надо было качать головой — все было видно по глазам. Отложив дела, конюх повел меня в подсобку.

На стене на крюках висели недоуздки — похожие на обычные уздечки, но имеющие лишь два ремня, затылочный и подбородный, соединенные с кольцом, одеваемым на храп, и с длинным поводом.

— Расправляешь вот так, чтобы недоуздок был в левой руке и ремень был расправлен, — начал поучать меня конюх. — Вот этот, длинный, должен быть свободен. Подходишь к лошади слева, подносишь недоуздок к морде, обхватывая ее за затылок… Если она держит голову высоко, пригнешь, — коротко уточнил он, поймав мой недоуменный взгляд, — подцепляешь длинный ремень, перекидываешь через затылок и закрепляешь. — Он ткнул в самую обычную застежку. — Снимаешь в обратном порядке… Ну, поняла? Пошли!

Все-таки он оказался на удивление хорошим человеком! Когда пришла пора выводить кобыл на пробу — мы припозднились из-за меня, — зашел со мною в денник и внимательно смотрел, правильно ли я расправляю и надеваю недоуздок. А потом придержал дверь открытой, пока я осторожно выводила кобылу.

— Не тяни лошадь, пусть она сама идет. Не загораживай ей дорогу, но и не зевай! — напутствовал он меня. — И, главное, следи, чтобы следом не выскочил жеребенок!

Напутствие своевременное и как нельзя более подходящее, ибо я вначале недоумевала, почему малышу нельзя отправиться с матерью. Некоторые кобылы явно возмущались, если я оставляла их детей одних, да и сами жеребята ни за что не желали разлучаться с матерями. Они норовили проскользнуть между мной и кобылой или пройти следом. Приходилось останавливаться в коридоре и, одной рукой удерживая лошадь, которая начинала нервничать из-за лишней суеты, пытаться отпихнуть любопытный нос малыша назад, чтоб его не прищемило дверью. Редко какой жеребенок спокойно смотрел на предстоящую разлуку, даже если она длилась всего три-четыре минуты от силы.

И, конечно, не успела я начать водить кобыл, как это случилось.

До сих пор не понимаю, как ему удалось проскользнуть. Жеребенок все время вертелся около морды матери, которая вела себя на редкость спокойно. Но стоило мне приоткрыть дверь, как он спокойно пристроился сбоку и уверенно вышел вслед за матерью.

Я опомнилась, только когда обнаружила, что в деннике никого нет. Жеребенок спрятался за матерью и при попытке водворить его назад в распахнутые двери попятился дальше по проходу.

Тут заволновалась и кобыла. Пока вокруг была знакомая обстановка, она вела себя образцово, но, очутившись в проходе наедине с незнакомым человеком, да еще с таким, который, бросив ее, гоняется за ее жеребенком, она заржала и устремилась на подмогу своему детенышу.

— Эй, ты чего? — услышала я окрик конюха. — Держи кобылу!

На мое счастье, повод недоуздка оказался достаточно длинен, и я не удержалась от искушения наступить на волочащуюся змею ногой. Кобыла приостановилась, и я успела поймать ее. Но этой краткой заминки хватило, чтобы напуганный криком жеребенок вылетел наружу.

До сей поры он ни разу не оказывался на улице. И вдруг — яркий свет, простор, какие-то люди и лошади!.. Испуганно, тоненько заржав, малыш заметался по двору, зовя мать.

Та не замедлила явиться ему на помощь. Ах, ее только что поймала я?.. Тем хуже! Кобыла выволокла меня на улицу и потащила за собой, особо не замечая повисшего у нее на морде человека. Я же отчаянно упиралась ногами в землю, лихорадочно повторяя про себя: «Спокойно! Только бы не упасть!» В памяти необычно ярко вставали картины из вестернов — человек упал, и лошадь на полном скаку тащит его за собой по прерии. А здесь асфальт…

Как во сне я услышала крики людей и ржание других лошадей. Привязанный к коновязи жеребец-пробник заметил мечущуюся кобылу и громко звал ее к себе. Две другие кобылы — одна из нашей конюшни — приветствовали подругу, как мне теперь кажется, подбадривая ее и призывая поскорее воссоединиться со своим жеребенком. А наперерез мне бежали другие конюхи. Издалека доносился крик бригадирши.

Навстречу кобыле бросился человек, растопыривая руки. Лошадь затормозила, осаживая на задние ноги. Подбежали другие, окружили ее… Из моих рук кто-то вынул повод — насильно, потому что я хоть и удержалась на ногах, но руки мои словно одеревенели. Я была в каком-то шоке и совершенно не слышала того, что выговаривала мне примчавшаяся позже всех тучная бригадирша. Одно я поняла позже с неотвратимостью рока: мой первый день работы на конюшне, по сути дела, стал последним. Как коневод я себя потеряла.

Кобылу кое-как загнали. Жеребенка заперли в деннике, хотя гулять ему явно понравилось, и мой напарник-конюх сам сводил его мать на пробу. Мне же не дали и получаса, чтобы прийти в себя, и тут же велели вести другую кобылу.

Впрочем, это было самое правильное в тот час. Если бы меня оставили наедине со своей первой неудачей, я бы полдня переживала ее и, будучи порой чересчур впечатлительна, до конца смены несла бы в душе чувство вины. На следующий день я бы мучительно ждала, как бы не повторить ошибки, и начала бы делать одну за другой. А тогда я хоть и стиснула зубы от страха, но все-таки вошла в денник к новой кобыле. Жеребенок той был слишком мал для самостоятельных прогулок. Он сразу же забился в угол и позволил мне вывести его мать из денника. Зато когда я заводила ее обратно, бросился навстречу с таким пылом, что чуть не вылетел в коридор.

В целом ритуал проверки кобыл на предмет охоты оказался прост до невозможности. Выводишь кобылу из денника, подводишь к коновязи под деревом, привязываешь там и отходишь в сторону. Тем временем двое конюхов, держа за вожжи с двух сторон, подводят к ней жеребца-пробника и дают ему обнюхать кобылу. Если она брыкается и вообще ведет себя агрессивно, жеребца уводят. Коновод отвязывает кобылу, возвращает ее на место и отправляется за следующей. Проверка затягивается, когда у лошади начинается охота. Она не спешит брыкнуть жеребца, пока