знал, что делать. Он целовал, проскальзывал, давил и раздвигал меня. Потом затих.

— Ты не сказала, что девственница.

— Ты не спрашивал.

Но он принял это к сведению. Вздрогнул и начал двигаться внутри меня, зазвучала поэзия частей тела. Я протянула руку и ухватилась за могильный камень позади себя, написанные на нем слова стояли перед моим мысленным взором: «Нора Дин, р. 1832, ум. 1838».

— Джуэл, — прошептал Кэмпбелл, когда все закончилось. — Я думал…

— Я знаю, что ты думал.

А в голове пронеслась мысль: бывает ли, что ты предлагаешь себя кому-то, а этот человек берет тебя и обнаруживает, что ты вовсе не подарок, какого он ожидал, но ему все равно приходится улыбаться, кивать и благодарить тебя?

Вину за неудачи в личной жизни я целиком возлагаю на Кэмпбелла Александера. Стыдно признаваться, но, кроме него, у меня было всего три с половиной мужчины, и ни один из этих контактов не прибавил ничего существенного к моему первому опыту.

— Дай-ка я угадаю, — сказал вчера вечером Севен. — Первый только что расстался со своей девушкой. Второй был женат.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что ты — клише, — засмеялся он.

Я поболтала мизинцем в мартини. Возникла оптическая иллюзия — палец будто переломился и согнулся.

— Следующий был инструктором по виндсерфингу.

— Этот, наверное, чего-то стоил, — сказал Севен.

— Он был абсолютно великолепен, — ответила я. — И член у него был размером с детскую сосиску.

— Упс!

— Его вообще нельзя было почувствовать, — задумчиво произнесла я.

— Значит, он был половиной? — усмехнулся Севен.

Я покраснела, как свекла.

— Нет, это был другой парень. Я не знаю его имени. Как-то проснулась после ночи вроде этой, а он лежит на мне.

— Твоя сексуальная история — катастрофа поезда, — провозгласил Севен.

Но это не вполне корректное определение. Поезда сходят с рельсов случайно. Я же сама спрыгиваю с подножки. И даже готова привязать себя к путям перед приближающимся локомотивом. Есть во мне какая-то не поддающаяся логическому анализу убежденность, что, если хочешь, чтобы появился Супермен, сначала должен быть кто-то, кого нужно спасать.

Кейт Фицджеральд — это призрак, ждущий, когда пробьет его час. Кожа у нее почти прозрачная, волосы такие светлые, что сливаются с наволочкой.

— Как у тебя дела, малышка? — тихо спрашивает Брайан и наклоняется поцеловать дочку в лоб.

— Думаю, на Гонках железных людей[21] я продула бы, — шутит Кейт.

Анна мнется в дверях передо мной. Сара протягивает к ней руку. Большего ободрения Анне и не нужно — она залезает на кровать к сестре, а я отмечаю про себя этот маленький жест матери по отношению к ребенку. Потом Сара видит меня, стоящую на пороге:

— Брайан, что здесь делает эта женщина?

Я жду объяснений от своего спутника, но тот, похоже, не склонен подавать голос, поэтому натягиваю на лицо улыбку и подхожу ближе:

— Я слышала, ваша дочь сегодня чувствует себя лучше, и подумала, что, может быть, это удобный момент для разговора с ней.

Кейт с трудом приподнимается, опираясь на локти:

— Кто вы?

Я ожидаю, что отпор мне даст Сара, но вместо нее за дело берется Анна.

— Не думаю, что это хорошая идея, — говорит она, хотя знает: я приехала сюда именно ради беседы с ее сестрой. — Кейт еще очень слаба.

Мне требуется мгновение, чтобы понять: в жизни Анны каждый, кто хоть раз говорил с Кейт, вставал на ее сторону. Она делает, что может, лишь бы я не переметнулась в чужой лагерь.

— Знаете, Анна права, — торопливо добавляет Сара. — У Кейт только-только миновал кризис.

Я кладу руку на плечо Анны:

— Не волнуйся. — Потом поворачиваюсь к ее матери. — Насколько я поняла, это было ваше желание, чтобы слушания…

Сара обрывает меня:

— Мисс Романо, можем мы побеседовать за дверью?

Мы выходим в коридор. Сара ждет, пока мимо не пройдет медсестра с подносом шприцев.

— Я знаю, что вы обо мне думаете, — заявляет она.

— Миссис Фицджеральд…

Она мотает головой:

— Вы защищаете Анну и должны это делать. Я раньше практиковала как юрист и понимаю. Это ваша работа, и часть ее — разобраться, какие мы на самом деле. — Она трет кулаком лоб. — Моя работа — заботиться о дочерях. Одна из них очень больна, другая крайне несчастна. И я, может быть, пока еще не все поняла, но… Я уверена, Кейт не станет лучше в ближайшее время, если она узнает, что Анна так и не отозвала свой иск и это причина вашего появления здесь. Прошу вас, не говорите ей ничего. Пожалуйста.

Я медленно киваю. Сара разворачивается, чтобы идти в палату. Взявшись за ручку двери и немного помедлив, она говорит:

— Я люблю их обеих.

Это уравнение мне предстоит решить.

Я заявила бармену Севену, что настоящая любовь преступна.

— Нет, если любовники старше восемнадцати, — ответил он, закрывая ящик кассы.

К тому моменту бар превратился в придаток, корсет, поддерживающий мое тело.

— Ты лишаешь человека способности дышать, — пояснила я, — крадешь у него речь. — Я наклонила горлышко пустой бутылки в сторону Севена и добавила: — Воруешь сердце.

Он протер стойку передо мной салфеткой.

— Любой судья дал бы пинка под зад такому делу.

— Ты удивишься.

Севен повесил салфетку сушиться на медный поручень.

— По мне, так это мелкий проступок, если бы меня спросили.

Улегшись щекой на прохладное влажное дерево, я сказала:

— Ничего подобного. Стоит в это вляпаться, всю жизнь не выберешься.

Брайан и Сара ведут Анну вниз, в кафетерий. Я остаюсь наедине с Кейт, которой явно очень любопытно. Нетрудно догадаться, что она может по пальцам рук пересчитать моменты, когда мать добровольно уходила от нее. Я объясняю, что помогаю семье принять решение относительно ее лечения.

— Комитет по этике? — гадает Кейт. — Или вы из правового отдела больницы? Вы похожи на адвоката.

— А как выглядят адвокаты?

— Немного смахивают на врача, который не хочет прямо сказать, что показали твои анализы.

Я пододвигаю стул:

— Ну, я рада слышать, что тебе сегодня лучше.

— Ага. Очевидно, вчера обо мне так не сказали бы. Накачана лекарствами до такой степени, что Оззи и Шэрон могут выглядеть как Оззи и Харриет[22].

— Ты знаешь, каково сейчас твое состояние в медицинском смысле?

Кейт кивает:

— После ТКМ[23] у меня развилась болезнь «трансплант против хозяина» — и это хорошо, потому что она задает жару лейкемии, но, кроме того, плохо влияет на кожу и внутренние органы. Врачи давали мне стероиды и циклоспорин, чтобы контролировать это, и лечение помогало, но повредило мои почки, что стало насущной проблемой месяца. По большей части так все и происходит: