Игорь шагнул за пограничником, однако тут же почувствовал, как что-то острое уперлось в грудь – штык часового едва не пробил комбинезон.

– А это хто? Чужим не положено! – произнес солдат в буденовке, недобрый взгляд буравил лейтенанта.

– Эти со мной, – устало буркнул пограничник, даже не оборачиваясь.

Часовой вскинул брови, торопливо убрал штык от груди Игоря.

– Есть, товарищ капитан!

КПП остался позади, вытоптанная десятками сапог дорожка круто берет вправо и скрывается за густым кустарником. За ним раскинулась полянка, в середине из камней сложено кострище, по краям полянки, словно грибы, теснятся землянки, на крышах зеленится свежий дерн. Рядом виднеется журавль небольшого колодца, тут же неподалеку на деревянной колоде орудует внушительного вида колуном раздетый до пояса боец, мышцы валунами перекатываются по телу, обвитые мощными жилами руки умело держат рукоять колуна, тот с треском разламывает поленья. Деревяшки разлетаются в стороны, их подхватывает щуплого вида совсем еще юный солдат с петличками красноармейца и аккуратно складывает в поленницу.

Вкусно пахнет разваренной картошкой. В кострище приветливо потрескивает огонь, рядом суетятся солдаты в видавших виды гимнастерках.

Один из бойцов с нашивками ефрейтора озадаченно полирует затвор, рядом на тряпице лежит карабин Мосина, второй солдат чинит прохудившийся сапог, огромная игла дырявит кирзу и проталкивает за собой суровую нить. На костре в закопченном котелке булькает какое-то варево. Женщина в платке из местных заботливо перемешивает одурительно пахнущую кипящую жидкость деревянной ложкой. Семен облизнулся и вздохнул.

Танкистов повели чуть дальше от костра. Капитан сразу ушел в направлении землянок, оставил за себя бойца, строго приказал смотреть за подозрительными вояками в оба.

Баир осторожно положил Романа Демина на примятую траву около костра, тот застонал, лицо сморщилось от боли. Баир тронул промокшие бинты на плече Демина, на кончиках пальцев осталась свежая кровь.

– Командир, перевязать бы его еще раз, – озадаченно произнес Баир. – Рана все еще кровоточит, как бы заражения не было. Или того хуже – много крови потеряет…

Игорь наклонился над Деминым, рана и вправду стала сильно кровоточить – материя вымокла насквозь, тоненькие струйки крови въедаются уже в плотную ткань комбинезона вокруг раны. Протасов добела сжал губы, брови сшиблись на переносице. Непросто сидеть и смотреть, как друг, боевой товарищ истекает кровью у тебя на глазах. Сейчас бы чистый кусок тряпицы, да где ж взять ее, с горечью подумал Игорь.

– Куда его угодило-то, браток? – произнес за спиной чей-то тихий голос. Протасов обернулся, за его спиной стоит немолодой уже солдат, из-под пилотки выбивается седоватый волос, над губой жесткая щетка усов. Левая рука – в перевязи, из-под пожелтевших бинтов выглядывают две деревянные дощечки. Глаза жалобно смотрели то на Игоря, то на раненого Демина. – Жить-то будет?

– В плечо, – проговорил Игорь.

– А меня вот, вишь, почти без руки оставили, – кивнул на покалеченную конечность пожилой солдат, устало вздохнул. – Лучше б в бою подстрелили…

– Как это?

– А так! Я ведь когда улепетывал со всеми от фрица-то, угодил в овраг, да и шмякнулся неловко. Поначалу ничего, потом разболелось шибко, хоть – вой! Пока дошли до лагеря – думал землю начну грызть – так болело все. А потом сестричка наша подошла, посмотрела, говорит: переломы серьезные. Теперь вот, – солдат еще раз кивнул на перевязь, – две недели не снимать! Тьфу!

– Повезло тебе еще, дурень, – в сердцах бросил Игорь и отвернулся. – Ты еще не видел, как люди заживо сгорают…

– Э-э-э, паря, не скажи! – Пожилой боец многозначительно выставил палец здоровой руки, опустился рядом с Игорем, достал заранее скрученную папироску из пилотки, задымил.

Демин повел носом, разлепил пересохшие губы и произнес:

– Товарищ лейтенант, папироску бы… Курить хочется, аж жуть!

Пожилой солдат хмыкнул, достал потрепанный кисет, в узелке разорванные на ровные прямоугольники бумажки. Семен пригляделся, брови взметнулись вверх – бумага испещрена латиницей.

– Немецкие листовки, что ль? – произнес он.

– Они самые, – кивнул пожилой солдат, пальцы ловко набивают самокрутку табаком. – Вишь, пригодились. Для задницы жестковаты, а на самокрутку в самый раз.

Рядом кто-то хохотнул

– А что пишут? – поинтересовался Баир.

– Да чепуху какую-то! – бодро ответил немолодой боец. – Начеркано чего-то. Нам, деревенским, не понять. Но наш лейтенант бывший, – мужик вдруг быстро перекрестился, – царствие ему небесное! Перевел. «Иван, сдавайся!» – там написано. Ага, щас! Козе в… – седовласый солдат осекся, не хотелось матом ругаться при молодежи, лишь махнул рукой, – ну, в общем, шиш им, а не «ивана» – он протянул цигарку Роману. – Держи, браток. Кури!

Демин принял трясущейся рукой самокрутку. Баир заботливо протянул палку с тлеющим угольком на конце, Роман жадно запыхал облачками дыма. Откинулся, лицо довольное.

– Откуда топаете?

– Танкисты мы, из окружения выбирались…

– Долго идете?

– Второй день…

– Везучие! Мы с неделю из колечка-то немецкого пробивались! Тяжко нам пришлось, ох и тяжко… А из окружения так и не вышли.

– Это как так? – вдруг вмешался Семен, маслины-глаза впились в пожилого солдата. – Получается, мы и сейчас в окружении?

– А ты думал? Разве сидели бы сейчас тут, в этих лесах…

– Отставить разговорчики! – внезапно раздался за спинами бойцов властный голос капитана. Танкисты и седовласый солдат одновременно обернулись к нему, столкнулись с суровым взглядом командира. – Что за разговорчики с пленными?

– Так я…

– Без «я»! Марш в медсанбат!

– Я только оттуда, товарищ капитан.

– Тогда в землянку свою! Шагом марш!

– Есть! – козырнул пожилой солдат левой рукой и четко зашагал в сторону землянок.

Капитан пробежался тяжелым взглядом по пленным танкистам, хмыкнул и скомандовал:

– Все, кроме раненого, – за мной!

– А как же…

– О нем позаботятся, – перебил Баира капитан, развернулся и быстрым шагом направился все к тем же теснящимся в тени землянкам.

Танкисты покорно шагнули за ним. Сзади неслышно идут конвоиры.

Пока шли, Игорь разглядел нехитрое хозяйство этого лагеря. Несколько на скорую руку собранных землянок врыты в грунт, основная масса солдат ютится либо у костров, либо под брезентовыми навесами. Тут же недалеко вырыта неглубокая площадка, в центре наспех обложено камнями отверстие колодца. Чуть поодаль, прямо из-за кустов чуть слышно раздаются стоны и сдавленное мычание. Баир шагнул в сторону, присмотрелся. Под брезентовым навесом прямо на земле лежали самодельные носилки, на них раненые бойцы, многие обмотаны грязно-кровавыми тряпицами. Между рядами бегает совсем еще девчушка лет пятнадцати – кому подсовывает флягу с водой, кому поправляет бинты-повязки. Солдаты с мольбой и благодарностью смотрят на нее.