Надо было дождаться утра, дожить до него, снова увидеть рассвет и с первыми солнечными лу­чами начать поиски. А пока нужно было заставить себя взять в руки телефонный справочник и начать методичный обзвон всех служб и учреждений горо­да, где могли хоть что-нибудь знать о судьбе ее Русакова, тем более что при нем всегда была целая стопка документов, удостоверяющих личность, — и водительские права, и университетский пропуск, и читательский билет, и роскошная красная книжка с тисненым гербом города на корочках, подтверждав­шая, что Русаков Владимир Михайлович является депутатом Законодательного собрания Степногорской области.

Но прежде чем звонить туда, она для верности все же поочередно связалась со всеми общими зна­комыми и друзьями Русакова, потом обзвонила об­щежития, даже зачем-то ночному дежурному уни­верситета и только потом трясущимися руками на­чала набирать телефоны приемных покоев больниц.

К двум часам ночи был исчерпан и этот список. Его не было нигде... Она сидела и, оцепенев, смот­рела на два телефона, два последних телефона, на­брать которые было почти немыслимо, совершенно невыносимо: городского клинического и мединститутского моргов. Но наконец собралась с духом и позвонила в первый, а после и во второй. Нет, и там не было его! Счастье охватило ее, несказанное, не­выразимое счастье. Его не было, не было там!

Грубые мужики, видно ночные служители или сторожа, куда-то ходили, рылись в каких-то бумаж­ках, но такого трупа не нашли, хотя и было достав­лено несколько неопознанных.

— Так что утром приезжайте, поищите, может, найдете...

Но Наташа уже верила, она уже не могла отка­заться от этой веры, она держалась за эту надежду, как птица в полете опирается на воздух.

Рейсовый «Ту-154» авиакомпании «Внуковские авиалинии» совершил посадку в аэропорту Степногорска на два часа позже, чем следовало по распи­санию. И это никого уже не удивляло, стало привы­чным и рутинным. Как, впрочем, обыденным сде­лалось и резко усилившееся у всех, кому приходи­лось теперь пользоваться самым быстрым видом транспорта, ощущение безоглядной покорности судьбе в неотвратимом приближении к небесам. Все были наслышаны, что за последние годы численное расхождение между взлетами и «посадками самоле­тов российского воздушного флота резко увеличи­лось и тенденция эта никак не хотела поворачивать в обратную сторону. Так что каждый потенциаль­ный воздушный седок, отдававшийся на волю Божью, невольно испытывал сильные эмоции цир­ковых вольтижеров, работающих без сетки.

Но так или иначе, самолет прибыл по назначе­нию, и чрезвычайно повеселевшие в связи с этим Турецкий и его команда сбежали по трапу на землю столицы степного края и бодро направились в сто­рону аэровокзала.

По роду службы «важняку» Александру Борисо­вичу Турецкому приходилось пару раз бывать тут еще в советские и первые перестроечные годы, но командировки были короткими, и город он помнил

только в самых общих чертах. Впрочем, по догово­ренности руководства Генпрокуратуры с местным начальством их должны были встретить с машиной, разместить и поселить в удобном для работы и без­опасном месте.

Но то, что произошло у входа в огромный стек­лянный сарай типового здания местной «воздушной гавани», оказалось полной неожиданностью. Поми­мо троих сотрудников областной прокуратуры, при­бывших для протокольной встречи высоких столич­ных коллег, тут же оказалась и куча местных журна­листов с диктофонами и телекамерами, не упустив­ших возможности использовать их прилет в своих сенсационных интересах. А это был сюрприз не из приятных.

«Хотел бы я знать, — подумал Турецкий, — с чьей подачи нам изволили подложить эту жирную свинью? Москвичи удружили или здешние подсуе­тились?»

Так или иначе, но он никак не мог рассчитывать на то, что с первой же минуты сделается здешней знаменитостью и каждый мальчишка уже завтра сможет ткнуть в него пальцем на улице. Что за черт! Провинция, мать ее! Кажется, ни о профессиональ­ной этике, ни о конспирации даже во имя их лич­ной безопасности тут думать и не помышляли. А может, как раз и смотрели дальше и преследовали вполне определенную цель — сразу и с места в ка­рьер показать их всей области, и прежде всего тем, кому он, Турецкий, совсем не хотел бы раньше вре­мени показываться на глаза. Это была подстава, подлая подножка, как бы сразу все расставляющая по местам и дающая понять, что скучать здесь не придется.

Он сердито поздоровался за руку с чиновниками облпрокуратуры, представил своих коллег. И с ходу перешел в атаку:

— Охотно верю, что вы рады приветствовать нас и так далее... Только не надо было всей этой чехар­ды. Вы же к нам теперь по телохранителю не при­ставите?

— Сочувствуем и отлично вас понимаем, Алек­сандр Борисович, — кивнул один из встречавших хозяев, заместитель прокурора области. — Некраси­во получилось. И мы еще попробуем разобраться, кто поспешил раззвонить день и час вашего при­лета.

А их уже окружили журналисты и журналистки со своими микрофонами-диктофонами, объектива­ми, вспышками и прочими прибамбасами для на­глядного запечатления. Деваться было некуда — Ту­рецкий принял бой на себя, а Рыжкову и Данилову взглядом приказал смыться или уйти в арьергард, чтобы не фиксировались в кадре.

— Господин Турецкий, верно ли, что сегодняш­ние события вызвали серьезную обеспокоенность в Москве и даже в Кремле?

— Могли бы вы подтвердить или опровергнуть сообщения «Радио России» и НТВ, что это дело взято на личный контроль Президентом страны?

— Связываете ли вы утреннюю трагедию, из-за которой вас сюда прислали, с предстоящими выбо­рами губернатора области?

Они были, как всегда и всюду, назойливы, бес­пардонны и нахальны. То есть журналисты как жур­налисты, репортерская свора, готовая на все, но в этих Турецкому, возможно, из-за собственного раз­дражения, почудился, помимо их чисто профессио­нального интереса, какой-то скрытый, ехидный подтекст. А видеооператоры старались, как могли, и фиксировали его во всех ракурсах, позах и поворо­тах на две большие бетакамовские и несколько ма­леньких камер.

Возможно, их наступательный энтузиазм подо­гревался и тем, что все-таки как-никак люди про­ждали его, протомились тут лишних два часа и те­перь хотели возместить бездарно проведенное время энергией натиска.

— Господин Турецкий! — К нему протолкалась

разбитная худенькая девица в мужском свитере не по росту и с дорогим микрофоном с эмблемой мест­ного телевидения. — Верите ли вы, что сумеете рас­путать клубок, который запутывали, может быть, вовсе и не здесь, а у вас, в Москве?

Он знал: с этим бойким бесцеремонным народ­цем надо держать ухо востро и не расслабляться ни на секунду.

— Знаете, — решил все это перевести в шутку Турецкий, — вас, кажется, кто-то ввел в заблужде­ние. — Я прибыл в ваш город, что называется, с частным визитом и как частное лицо, на день рож­дения внучатой племянницы. Так что никаких ком­ментариев, никаких гипотез. Я — свободный ту­рист, и не более того. Так что, увы, дамы и господа. Увы! увы!