— Ланс! — воскликнула я. — Вы можете помочь! Я это знаю. Если кто и может что-нибудь сделать, так это вы.

— Не переоценивайте моих возможностей. Я ничего не могу сделать. Ваш дядя Карл занимает высокое положение в армии…

— Я попрошу его! — закричала я, — Он сейчас здесь.

— Но пусть он не подумает…

— Что вы имеете в виду?

— Было бы хорошо, если бы вы дали понять, что хотите спасти жизнь этого молодого человека из благодарности, за то, что он спас вашу. Если ваш дядя Карл поймет, что в этом присутствует, как он выражается, «романтическая чепуха», ему не очень-то захочется спасать Дикона. Самое последнее, чего может желать Карл или любой из вашей семьи, — это союз с семьей опальных якобитов. Может быть, лучше мне одному поговорить с ним?

— Нет, я хочу быть там.

— Хорошо, — сказал Ланс, — но будьте осторожны. Дядя Карл внимательно выслушал меня.

— Понимаешь, дядя, — сказала я, обуздывая свои эмоции, — он спас мне жизнь. Поэтому мы должны что-то сделать для него.

— Это истинная правда, — присоединился ко мне Ланс. — Вы можете что-нибудь сделать?

— В данный момент вряд ли, — ответил дядя.

— Но стоит попытаться, — настаивал Ланс.

— Для этого надо ехать в Лондон.

— Я поеду с вами, — сказал Ланс.

В тот момент я любила Ланса. Мое дело он сделал своим. Он понимал, что я чувствую, и был на моей стороне. Его поддержка наполнила меня оптимизмом.

— Мы могли бы отправиться завтра же. Их еще ждет справедливый суд.

— Ваше слово может иметь большой вес. В конце концов, он же всего лишь мальчик.

— Сомневаюсь, что это примут во внимание, — сказал дядя Карл. — Кто достаточно взрослый, чтобы сражаться, тот достаточно взрослый, чтобы понести наказание за измену королю.

— Но можно ведь попытаться, — сказал Ланс. Я видела, что дядя Карл считал наше дело безнадежным, и хотя Дикон спас меня, он не хотел ехать в Лондон ради него. Но Ланс убедил дядю. В Лансе было что-то хорошее и доброе. Я поняла это, когда он заступился за пассажиров дилижанса, которым грозили отказать в ужине. Он мог поставить себя на место других и принять их точку зрения. Это редкий дар, и большинство людей, обладающих им, слишком эгоистичны, чтобы что-то с этим делать.

На следующее утро Ланс и дядя Карл уехали в Лондон. Я очень хотела поехать с ними, но Ланс сказал, что без меня они доберутся быстрее, а им нужно попасть в Лондон до суда.

Мне хотелось бы забыть дни после их отъезда — самые несчастные дни в моей жизни.

Меня мучил страх, потому что по виду Ланса я понимала, что надежды почти не было. Каждый день я ожидала новостей. Я не могла есть, не могла спать. Дамарис беспокоилась обо мне.

— Дорогая, Кларисса, — сказала она, — ты не должна так изводить себя. Да, он спас тебя, но ведь потом вернулся обратно, чтобы сражаться вместе с теми…

— Он считал это правильным! — закричала я. — Неужели ты не понимаешь, что значит верить во что-нибудь?

Я нигде не находила покоя и целую неделю была в отчаянии.

— Ты заболеешь, если будешь так вести себя, — сказала Дамарис.

Наконец приехал Ланс; дядю Карла задержали в Лондоне неотложные дела. Я сразу увидела по лицу Ланса, что дела плохи.

— Ланс! — воскликнула я, бросившись к нему. Несколько мгновений Ланс крепко обнимал меня. Потом я высвободилась и посмотрела ему в глаза.

— Скажите мне, — умоляла я. — Скажите правду.

— Его не казнят. Нам удалось избежать этого.

— О, Ланс, благодарю вас… благодарю вас!

— Но… — он помедлил, и я почувствовала, что сойду с ума от ожидания. Его отправляют в Вирджинию.

— Отправляют! Ланс кивнул.

— Сейчас он уже на пути в колонию, которая находится там. С ним еще несколько человек. Его молодость и то, что удалось сделать Карлу, спасли ему жизнь.

— Но он уехал… в Вирджинию. Это же многие мили по морю!

— Да, далеко, — согласился Ланс.

— И надолго?

— На четырнадцать лет.

— Четырнадцать лет! Я буду уже старухой…

— О нет, нет, — успокоил Ланс.

— Боюсь, я его больше никогда не увижу, — тихо сказала я.

Ланс печально смотрел на меня.

— Но зато мы спасли ему жизнь, — сказал он.

Стоял жаркий июньский день. Завтра утром моя свадьба. Я пыталась заглянуть в будущее и повторяла себе: все будет хорошо. Это лучшее, что могло случиться. Все довольны. Все уверены, что я буду счастлива. Наверно, они правы.

Прошло уже больше трех лет, как Дикона сослали в Вирджинию, но иногда я ощущала, что он все еще со мной. В эти недели перед свадьбой он мне снился. Я ясно видела его, помнила каждую черточку его лица, когда он прощался со мной; мне казалось, что его глаза были полны упрека.

Мы были детьми, говорила я себе, и встретились при таких странных обстоятельствах. Вполне естественно, что между нами возникли такие отношения. Собственно говоря, мы знали друг друга — совсем не так, как я знала Ланса.

За последние три года Ланс часто приезжал в Эверсли, и когда мне стало ясно, что он приезжал, чтобы увидеть меня, не скрою, я была польщена. Я ожидала его визитов. Он привозил небольшие подарки из Лондона или из другой части страны, в которой ему приходилось бывать. Мы очень много смеялись, ездили верхом, и семья смотрела на нас с растущим одобрением. И наконец это наступило — он сделал мне предложение.

Я отказала ему. Разве я могла выйти за кого-то замуж, если я ждала Дикона? Он приедет за мной, говорила я себе, и когда он приедет, я должна быть готова.

Семья была разочарована. Все уже решили, что Ланс — идеальная партия для меня. Он был старше меня, но, по мнению Дамарис, мне и нужен был зрелый мужчина. Его материальное положение было превосходным; он обладал приятным нравом и был прекрасным собеседником; его одобрял сам дядя Карл, и поэтому ему всегда были рады в Эверсли.

Дамарис пыталась убедить меня еще раз обдумать его предложение. Арабелла намекнула, что было бы хорошо, если бы мы поженились; дядя Карл заметил, что мы будем идеальной парой; и даже прадедушка Карлтон сказал, что не видит ничего плохого в молодом человеке.

Ланс, казалось, спокойнее всех принял мой отказ. Он продолжал приезжать и дал понять, что ему все равно доставляет удовольствие мое общество. Это меня устраивало, потому что теперь я знала, как было бы мне плохо, если бы его дружба и визиты прекратились.

Он сказал мне, что понимает мое отношение к Дикону. Это почти сверхъестественное проникновение в мысли других людей было самой привлекательной гранью характера Ланса. Он был терпелив, мягок, нежен, и создавалось впечатление, что хоть он и не собирается беспокоить меня своими домогательствами, но все же уверен, что в конце концов все будет хорошо.