Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что ж, – сказал Грантчестер, – кому будем об этом сообщать?
– Во дворец, – ответил Фарриер.
– Премьер-министру, – сказал Уоттлмен.
– Министру обороны, – добавил Экхарт.
– Главам спецслужб? – предложил Габбинс.
– Господи, это так уж необходимо? – устало спросил Грантчестер. – С ними всегда столько мороки, когда мы рассказываем им что-то им незнакомое, и даже от чего-то едва смутного сразу нервничают. Вы можете себе представить, что с ними будет, если они увидят эту запись? Это же такой позор, когда шпионы начинают плакать.
– Насколько мы обязаны им рассказывать? – спросил Габбинс, хрустя шеей от того, что выкрутил голову значительно сильнее, чем смог бы обычный человек.
– Вы все помните, что когда после бомбардировок Лондона установили систему реагирования на серьезные инциденты, Шахам предоставили дополнительные ресурсы, – заметил Экхарт. – Мы сможем повысить безопасность аэропортов и переправ и отслеживать прибывающих с континента. А то они даже багаж не проверяют.
– Чем это нам поможет? – спросил Грантчестер. – Все самое важное они способны проносить внутри себя. И полагаю, их технические возможности позволяют не показывать подобные средства на металлодетекторах.
– Это правда, – признала Мифани. – Но их выявляют ищейки. Они обратили внимание на Ван Сьока, и это стало одной из причин, почему мы его заметили. В аэропорту обыскали его вещи, осмотрели внутренние полости организма. Когда служба безопасности аэропорта не смогла выяснить, чем он обеспокоил собак, об этом доложили Шахам.
– А Ван Сьок сам как-нибудь объяснил интерес собак к себе? – спросил Алрич.
– Сказал, что прилетел из Амстердама, где занимался вещами, которые там легальны, а здесь запрещены, – ответила Мифани.
– Умно, – сказал сэр Генри. – И вполне похоже на правду.
– Однако одна из кинологов была нашим агентом, – продолжила Мифани. Пока она говорила, у нее зрела новая мысль. – У нее самой были повышенные способности, и она не чувствовала от него запаха наркотиков. Как не чувствовала вообще ничего необычного. Поэтому я думаю, нам следует обращать внимание на всех, к кому собаки проявят особый интерес, и обыскивать их. Если наркотиков при них не обнаружится, значит, это подозреваемые для Шахов. Так мы сумеем выявить Правщиков, не сообщая остальным структурам, что у нас возникла серьезная проблема.
– Очень умно, ладья Томас, – благосклонно заметил Уоттлмен.
– Знаю, – согласилась она, вызвав на себя несколько изумленных взглядов.
– Но как лучше всего это реализовать, не привлекая внимания? – задумчиво проговорила Фарриер. – Без всяких официальных заявлений, которые сразу вызовут слишком много вопросов, на которые мы не хотим отвечать.
– А вы в курсе, что не все прибывающие с континента автоматически подвергаются проверке? – спросил Алрич.
– Черт побери этот ЕС! – воскликнул Уоттлмен. – Это, конечно, хорошо, что у них есть вкусные дешевые сыры, но неужели никто не задумывается, что европейский континент связан с другими, которые не всегда так же… так же…
– Дружественны? – подсказала Мифани.
– Безопасны? – предложил Экхарт.
– Имеют вкусные дешевые сыры? – сказал Габбинс.
Фарриер бросила на Габбинса неодобрительный взгляд.
– А если осторожно применять эту новую процедуру только к соответствующим людям? – предположил Грантчестер.
– Да, отличная мысль! Могу предложить это министру внутренних дел, когда будем с ним в клубе, – с воодушевлением согласился сэр Уоттлмен. – Он знает, как это устроить. В общем, решено. Так, каково наше следующее действие?
– Но откуда мы знаем, что они не начнут вторжение сегодня? – спросил Габбинс. – Я имею в виду, где-нибудь в небе ведь уже могут прыгать с парашютом чудовища. А каких-нибудь недотеп в деревнях – прямо сейчас поедать заживо.
– Сомневаюсь, – ответил Экхарт. – Если с утра собираешься вторгнуться в страну, ты не посылаешь туда разведчиков собирать предварительные сведения.
– Да, верное замечание, – согласился Грантчестер. – Звучит логично.
– А мы можем быть уверены, что он был единственным разведчиком? – спросила Фарриер.
– Абсолютно, – твердо заявил Экхарт. – Если его смогли задержать трое пешек, это значит, что он не занимал высокой позиции среди Правщиков.
– К тому же, – заметил Опрятный, – он сам говорил это во время допроса.
– У нас до сих пор мало информации, чтобы спланировать свой следующий ход, – заметила Мифани.
«Не все из нас даже знают, кто наши враги».
– Нам нужно узнать больше, – добавила она.
– Превосходно! Хорошо мыслите, ладья Томас! – радостно заметил Уоттлмен. – Ладьи и кони вместе проработают вопрос и представят свое заключение слонам завтра вечером. Если, конечно, нас не захватят сегодня. В противном случае можете нас всех разбудить. Ха-ха-ха.
Больше никто не засмеялся. Уоттлмен и Фарриер встали и прошли к двери. Грантчестер кивнул и слабо всем улыбнулся – улыбкой человека, от которого не требовалось отвечать за происходящее. С этим он тоже вышел из комнаты, оставив за собой лишь дымный след.
Ладьи и кони остались с Алричем, который просто продолжил сидеть на месте.
«Боже, он превосходен, – думала Мифани. – Только бы он время от времени моргал. Или просто шевелился. А то даже жутко».
Остальных слон Алрич, похоже, пугал не меньше. Габбинс чуть ли не вывихивал себе пальцы от страха, а Экхарт уделял своей сигарете больше внимания, чем та требовала.
– Я вам не завидую, – проговорил Алрич, внезапно вставая из-за стола до жути плавным движением. – Тем не менее я вполне уверен, что вы найдете верные решения. – И с этим ушел.
Четверо оставшихся членов Правления (или пятеро, если считать Гештальта за двоих, но Мифани так не считала) переглянулись между собой.
– Рассказать об этом в клубе? – начал Габбинс. – Что он там скажет? Ах, как хорошо поиграли в нарды, Чамзи. Хочешь еще бренди? Ах да, кстати, тут такая неприятность приключилась. Какое-то тайное общество мутантов из Бельгии, которое пыталось завоевать нас пару веков назад, возвращается завершить свое дело. Ох уж эти иностранцы, а? Так, где тут у нас спортивная колонка в «Таймс»? Невероятно. – Он встал, вытянул ноги к потолку и принялся балансировать на столе на локтях.
– Можете прекратить, пожалуйста? – спросила Мифани. – На это просто неприятно смотреть.
– Простите, – сказал Габбинс, вновь опускаясь на ноги.
– А сейчас, – вступил Экхарт, – что нам делать?
– Обезопасить страну, – произнес Дерзкий, как если бы это было что-то само собой разумеющееся.
– Ну конечно! Всего-то двенадцать тысяч четыреста двадцать девять километров береговой линии, – ответил Экхарт с издевкой. – Может быть, стоит мобилизовать смотрителей маяков и рыбаков.