Такое начало привлекло внимание аудитории. Теперь надо постараться его удержать: «От одной крови Он произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу земли, назначив предопределенные времена и пределы их обитанию, дабы они искали Бога, не ощутят ли Его и не найдут ли, хотя Он и недалеко от каждого из нас».

Его внимательно слушали, и Павел продолжал, вдохновляясь: «Ибо мы Им живем и движемся и существуем, как и некоторые из ваших стихотворцев говорили: “мы Его и род”».

Последняя фраза не что иное, как цитата из «Феноменов» Арата, автора III века до н. э.[31] Возможно, после этих слов Павел услышал голоса одобрения. И он нанес решающий удар: «Итак мы, будучи родом Божиим, не должны думать, что Божество подобно золоту, или серебру, или камню, получившему образ от искусства и вымысла человеческого. Итак, оставляя времена неведения, Бог ныне повелевает людям всем повсюду покаяться, ибо Он назначил день, в который будет праведно судить вселенную, посредством предопределенного Им Мужа, подав удостоверение всем, воскресив Его из мертвых» (Деян 17:22–31).

Даже если имя Иисуса не было произнесено, слова о том, что Бог поручил человеку сообщить остальным о дне, когда весь мир будет судим — а за что, собственно, судим? — должны были позабавить аудиторию. Особенно смешной показалась мысль о воскресении неизвестного человека. Эпикуреизм и стоицизм, которые исповедовали в то время греки, сходились в отрицании личного бога, отделенного от вселенной. Эпоха эллинизма допускала жизнь человека после смерти лишь в сознании тех, кто хранит память о покойном. Обстановка собрания, воссозданная талантом Луки, настолько достоверна, что невозможно усомниться в реальности происходившего: «Услышав о воскресении мертвых, одни насмехались, а другие говорили: об этом послушаем тебя в другое время. Итак Павел вышел из среды их» (Деян 17:32–33).

У Павла уже случались неудачи, будут они еще и впереди. Нам придется поверить, что это была одна из самых обидных неудач. Его на сей раз не оскорбляли, не препроводили в тюрьму, не приговорили к бичеванию, над его словами просто посмеялись. Представляю, как он молча сносил насмешки, как опустились его плечи. Ареопаг больше не пожелал тратить время на этого ничего не значащего индивидуума, и мудрецы разошлись.

Павел остался один. Афиняне не только оскорбили его пламенную веру, полученную от Иисуса, но и задели его самолюбие. А это для Павла было невыносимо.

Никогда больше он не появится в Афинах.

Сегодня, в XXI веке, выезжать из Афин в Коринф по автостраде, тянущейся вдоль моря, — занятие малоприятное: нужно пристроиться к бесконечной цепи грузовиков, автомобилей всех видов и размеров, ползущих как улитки, и двигаться вдоль пахнущих нефтью и сероводородом нефтеперерабатывающих заводов и нефтехранилищ, вдоль механических мастерских, где царит беспорядок, вдоль кладбищ машин. Все это тянется по правую руку на километры. По левую руку, за двойной полосой шоссе, в явно загрязненных морских водах ждут погрузки крупнотоннажные суда, давно нуждающиеся в покраске.

Чем дальше удаляешься от столицы, тем привлекательнее становится пейзаж. Запах бензина сменяется ароматом пиний. Над морем, вновь обретшим синеву, сияет солнце, вдалеке виднеется цепочка островов. Но вряд ли Павел, переживавший горечь унижения, обратил внимание на эти красоты.

Если только Павел не предпочел отправиться в Коринф морем, ему пришлось шагать три дня по этой дороге, именуемой Священным элевсинским путем. В конце пути открылась панорама залива, напоминающего озеро, окруженного крутыми скалами и усеянного островками. Над этим заливом, в центре естественной котловины поднимался город Коринф, в котором было самое высокогорное святилище Ахайи. Высилась гора Эгина, скалистые крутые склоны Мегары и дальше — горы Арголиды, покрытые сосновым лесом. О городе и его жителях, их нравах перешептывалась вся Греция; чем-то это напоминало нынешние разговоры о порнографических фильмах. Совершенно иными, возвышенными идеалами вдохновлялась душа Павла: он должен был нести этим людям, далеким от нравственности, весть о воскресении Христа.

В Кенхреях, одном из двух портов Коринфа, Павел вынужден был остановиться. От второго порта, Лехеи, первый отделял перешеек шириной в шесть километров. Если хочешь добраться от одного порта до другого по морю, надо обойти весь Пелопоннес — огромная потеря времени и денег. Изобретательные эдилы проложили поперек перешейка мощеную дорогу — diolkos, чтобы перетаскивать торговые корабли из одного залива в другой; самые легкие суда везли на повозках, тяжелые катили на цилиндрических подпорках. Требовались два, а то и три дня, чтобы сотни рабов с искромсанными веревками плечами, часто подгоняемые кнутом, перетащили судно через перешеек. Прорыть канал замышлял еще Нерон. Он даже прибыл в Коринф, чтобы сделать первый удар мотыгой, но дальше этого дело не пошло. Ирод Аттический попытался завершить задуманное, но и ему это не удалось. Коринфский канал был построен лишь в 1893 году.

Итак, Павел остановился в Кенхреях, где «мачты судов теснятся в гавани, как сосны в лесу» (Hildebrandt, 1994). Небольшой квадратный дом среди таких же. Здесь жила и работала молодая супружеская пара — двое ткачей, прибывших год назад в Кенхреи. Мужа звали Акила, жену — Прискилла. Они упоминаются в Деяниях апостолов, в посланиях Павла, как Акила и Приска, поскольку Прискилла — имя уменьшительное. Обращаясь позднее к церкви, созданной им в Коринфе, Павел напишет: «Приветствуют вас усердно в Господе Акила и Прискилла с домашнею их церковью» (1 Кор 16:19). Они были евреями, но христианами. Когда император Клавдий издал в 49 году эдикт об изгнании всех евреев из Рима, супруги были вынуждены бежать. Согласно Светонию, евреи в Риме «постоянно сеяли смуту, подстрекаемые неким Хрестосом». Вероятнее всего, имеется в виду Христос, учение которого уже овладело умами многих евреев, живших в Риме. Новая религия, распространяясь, угрожала, по мнению властей, сохранению порядка и законности, а значит, должна была быть уничтожена вместе с христианами.

Для Акилы и Прискиллы кенхрейский порт должен был стать лишь остановкой на пути в Азию. Но, к собственному удивлению, они обнаружили, что коринфяне накануне Истмийских игр 51 года очень нуждались в палатках. Не желая отказываться от такой удачи, супруги остались в Кенхреях и открыли мастерскую. Вот в ней-то и появился однажды неказистый на вид человек. Он рассказал, что прибыл из Афин, назвался Павлом из Тарса. Как Павел нашел эту пару? Нигде об этом не сообщается. Человек верующий увидит в том указание Святого Духа. Другие скажут, что Павел спрашивал наугад, где можно найти работу, и ему указали на этот дом. Когда незнакомец сказал, что он умеет ткать палатки, его сразу же взяли на работу. Очень быстро молодые люди заметили, что их гость страдает от плохо зарубцевавшихся ран, которые остались после бичевания. За что такое наказание? За христианскую веру?

Акила и Прискилла представления не имели, какой духовной мощи человек вошел в их дом. Он никогда не отказывался от работы, но в редкие свободные минуты сразу же принимался за чтение Библии. Возможно, он вслух и чуть-чуть нараспев читал строфы из нее, и Прискилла и Акила были этим потрясены.