Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отстранившись, она потупилась, чтобы скрыть недовольство.
— Спокойной ночи, Вернон, — скороговоркой пробормотала она.
Ее сердце вновь дрогнуло от ласковой прощальной улыбки Вернона.
Пожелав ему благополучно добраться до дома, Кэтлин проскользнула в темную кухню. Она дождалась, когда повозка Вернона отъедет от дома, но и после этого осталась стоять неподвижно в темноте, обхватив себя руками и с тревогой прислушиваясь, как в ней нарастает смятение при мысли о роковых событиях минувшего вечера.
Она считала, что ей хватит сил выдержать гнев Джейка, справиться с его ревностью и чувствами собственника, но они потрясли ее и обезоружили. Борьба с Джейком изнурила ее, в сердце возникла ноющая пустота.
Тишина одинокого дома не помогала прийти в себя. Кэтлин вспомнила о сыне. Ей нестерпимо захотелось обнять теплое маленькое тельце Райана и услышать его веселый смех. Ей недоставало физической близости ребенка.
Но если говорить начистоту, ей недоставало и Джейка. Она жаждала его поцелуев, прикосновений мощного тела, объятий сильных рук. Ей не хватало близости, нежных минут, которые она некогда делила с Джейком, радости бесед с родственной душой, человеком, который понимал ее мечты и считал, что она вправе осуществить их, с человеком, рядом с которым она оживала, а не цепенела от горя и одиночества.
Молча казнясь, Кэтлин вздохнула и взяла коробок спичек, чтобы зажечь лампу. Она была слишком взбудоражена, чтобы заснуть, но хотела переодеться и, может быть, почитать.
Взяв лампу, она направилась по коридору к своей спальне, но едва шагнула в комнату, застыла в тревоге, почувствовав, что она здесь не одна.
— Наконец-то ты вернулась, — негромко произнес из темноты знакомый мужской голос.
Кэтлин чуть не выронила лампу.
— Боже милостивый, Джейк! Как ты перепугал меня!
Ничуть не смутившись, он прищелкнул языком.
— Легкий обморок от испуга пришелся бы очень кстати.
Это замечание пробудило в ней гнев. Дрожащими пальцами Кэтлин поставила лампу на комод, чтобы не устроить пожара, и негодующе воззрилась на Джейка. Он сидел в качалке — очевидно, уже давно ожидая ее возвращения.
— Какого дьявола ты здесь делаешь? Как ты сюда попал?
Он кивнул в сторону открытого окна, где легкий ветерок шевелил занавески.
— Через окно.
— Убирайся из моего дома! — И не подумаю, кошка.
Кэтлин решила, что он пьян. Зеленые глаза Джейка ярко поблескивали в свете лампы. Но еще сильнее Кэтлин изумилась, заметив, что Джейк почти раздет. На нем не было рубашки, прозрачная паутина золотистых волосков на гладкой равнине груди мерцала в луче света, бронзовые плечи и руки были оплетены мощными выпуклостями мускулов. Эту несравненную мужскую красоту портили только шрамы, оставленные пулями брата Кэтлин.
— Это он? — вдруг спросил Джейк, поднимая какой-то предмет.
Кэтлин заморгала и вдруг похолодела, узнав дагерротип в позолоченной рамке.
— Кто? — настороженно переспросила она.
— Твой дорогой супруг.
— Как ты смеешь прикасаться…
— Да или нет? — Тон Джейка стал резким.
— Да, это мой покойный муж.
— «Моей возлюбленной жене… Мартин», — прочел Джейк надпись в нижнем углу черно-белого снимка.
Забыв о том, что Джейк наполовину раздет, Кэтлин широкими шагами подошла к нему и выхватила дагерротип.
— Ты не имеешь права рыться в моих вещах!
— Я и не рылся, — возразил Джейк, пронзая ее взглядом. — Он стоял на столе, на самом виду. — И когда Кэтлин повернулась, чтобы поставить дагерротип на место, Джейк насмешливо заметил: — Он здесь неуместен — вы же были женаты совсем недолго.
— Я поставила снимок в память о Мартине.
— А мои портреты ты никогда не хранила. Неожиданная вспышка боли изумила Кэтлин.
Невольно она взглянула в глаза Джейку, видя, как они затуманились от воспоминаний.
— У меня… никогда не было твоего портрета, чтобы сохранить его.
— Твой муж был намного старше тебя, верно?
— Да, на десять лет… но это тебя не касается. Старше он был или нет, — добавила Кэтлин, начиная сердиться, как всегда от насмешек Джейка, — он был прекрасным человеком.
Джейк стиснул зубы. Сначала весть о помолвке с Верноном, затем воспоминания о первом браке — нет, это уж слишком! Джейк был готов взорваться.
— Я требую, чтобы ты ушел отсюда, Джейк, — твердо произнесла Кэтлин, с вызовом вскинув подбородок.
— Нет. Я терпел целую неделю, — мрачно отозвался Джейк, — и это ни черта не помогло. — Он склонил голову, чтобы расстегнуть кожаный ремень, удерживающий кобуру на бедре.
— Что ты делаешь? — запинаясь, пробормотала Кэтлин, слыша, каким пронзительным стал вдруг ее голос.
— А ты как думаешь? Я раздеваюсь. Я намерен убедить тебя, что ты не желаешь выходить замуж за учителя.
— Но… о чем ты говоришь?
Джейк поднял голову, впиваясь в нее взглядом горящих зеленых глаз. Очевидно, он был готов к бою.
— Я терпеливо ждал, когда к тебе вернется рассудок.
— Рассудок? Да это ты свихнулся, если являешься сюда и раздеваешься, как будто у себя дома!
— Ничто не изменилось, Кэт, — невозмутимо объяснил Джейк. — В сущности, я даже усовершенствовал свое искусство. Мне следовало заняться этим еще неделю назад.
— Неделю? Джейк, я хочу, чтобы ты ушел! И немедленно]
— Нет. До утра не выйдет.
Дыхание Кэтлин вдруг начало останавливаться, едва она поняла, что задумал Джейк.
— Я… я закричу. В бараке ночуют пастухи, и… Джейк пристально разглядывал ее, уголок его губ иронически приподнялся.
— Можешь кричать сколько угодно. Но не забывай: тебе будет чертовски сложно объяснить, почему я оказался голым в твоей спальне.
Кэтлин широко раскрыла глаза, ее охватила паника. Джейк прав. Она не сможет позвать на помощь наемных работников, потому что тогда ей придется объяснять, что здесь делает Джейк. Положение было безвыходным.
Но когда пальцы Джейка переместились на пряжку ремня, Кэтлин собралась с силами, чтобы пригрозить:
— У меня есть оружие…
Зеленые глаза холодно оглядели ее, раздевая донага и дерзко разглядывая ее прелести.
— Значит, тебе можно прибегать к насилию, а мне — нет?
— По-видимому, других доводов ты не понимаешь. Если понадобится, я пристрелю тебя, Джейк.