– Завтра? – Софья невольно разжала ладонь, выпуская руку княжича.

Все радостное и возвышенное, что успело расцвести в ее душе, мгновенно потухло и затянулось чернотой.

– Я прошу, господин, – не переставала кланяться девушка. – Нужно раздеться сейчас, господин.

– Да, – смирился княжич. – Прости, Софья, мне надобно отлучиться.

Василий ушел вместе со своей рабыней – а оставшаяся одной девочка что есть силы ударила кулаком по кирпичной стене. Сорвалась с места, пробежала через дом, влетела в свою опочивальню и со всего размаха упала лицом в подушку…

Тоска и отчаяние выпустили ее душу из своей холодной колючей хватки только через пару часов.

Софья поднялась, вышла в светелку перед комнатой – но не застала там никого из девок.

– Ну вот, меня бросили даже служанки… – пробормотала она.

Княжна сама сняла с себя тяжелое оплечье, поменяла жемчужную понизь на обычный платок. Вышла из покоев, поднялась наверх – ей очень хотелось подышать свежим воздухом. Но едва ступив на боевую галерею – она вдруг заметила внизу, у самых камышей, высокого призрака, чуть качающегося на ветру.

– Это еще что? – изумилась она. – Мало у нас навки по ночам бродят, так теперь еще и души неприкаянные завелись?

Любопытство победило грусть всего через несколько мгновений. Девочка крутанулась, вернулась к лестнице, спустилась вниз, прыгая через ступеньки. Пересекла двор, толкнула тайницкую калитку, вышла на берег.

Вблизи призраком оказался мужчина в белом полотняном балахоне. Поднявшийся ветерок колыхал ткань, скрадывая его фигуру, и издалека она казалась чем-то эфемерным. Вблизи же – человек как человек.

Однако незнакомый мужчина был на острове столь же странным открытием, сколь и призрак, – и потому Софья стала осторожно подкрадываться к незнакомцу.

Увы, уже через три шага под туфелькой хрустнул камушек, и незнакомец оглянулся на звук. Тут же предупредил:

– Только чур не смеяться!

– Княжич Василий Дмитриевич?! – искренне захохотала девочка.

– Это настоящая персидская рубаха! – попытался оправдаться паренек. – Я путешествую налегке, почти без вещей. Верхом ведь получается заметно быстрее. Когда останавливаюсь для бани, то переодеваюсь в нее. Вся свита так переодевается, пока путевая одежда в стирке!

– Это же саван! – фыркнула Софья. – Да еще такой узкий! Как ты в нем ходишь?

Княжна наклонилась, зачерпнув с земли несколько галек, и стала одну за другой кидать в гостя.

– Ах ты… – Василий сорвался с места, неожиданно стремительно настиг бросившуюся наутек обидчицу и сцапал в объятия.

– Ладно, ты меня поймал, – признала княжна. – И что ты станешь делать теперь?

Паренек колебался всего мгновение, потом вдруг наклонился и крепко поцеловал… холодный голыш, ловко подставленный девочкой под его губы.

– Караульные на стене и на башне, – прошептала хозяйская дочка. – И они все смотрят сюда!

Василий поднял взгляд на замок, и Софья добавила:

– А теперь отпусти, пока никто еще не бросился мне на помощь.

Княжич послушался и отступил.

Софья обошла его, встала у самой воды. Спросила:

– Почему ты пришел сюда, княжич?

– Здесь красиво, княжна.

– Красиво, – согласилась Софья. – Здесь много где красиво. Жаль, что я не смогу показать тебе нашего озера. – Она глубоко вздохнула. – Очень жаль.

Василий подошел и встал за ее спиной, глядя, как впереди у озера качаются камышовые кисточки, как разбегаются волны за ними. А может статься – смотрел на плечи юной княжны, ее шею, на ее волосы, сплетенные в толстую косу.

Поди со стороны, угадай…

Неожиданно совсем рядом послышался громкий частый топот. Это от замка прибежал запыхавшийся мальчишка и с поклоном сообщил:

– Княжич, княжна… Обед накрыт, князь Витовт и святитель ждут вас в трапезной.

– Надеюсь, твой отец простит мне персидский наряд? – проведя ладонями по полотну рубахи, спросил у девочки Василий.

– Пилигриму из дальних краев вроде тебя, Василий Дмитриевич, простительны многие странности. – Софья взяла гостя за руку и вместе с ним направилась к замку, ощущая, как от сжатых в мужской ладони пальцев по всему телу разбегается колючее, похожее на озноб, тепло.

И что странно – ее спутник чувствовал совершенно то же самое.

Обед прошел на удивление скучно, совершенно без бесед. Хозяин дома и митрополит выглядели хмуро и старательно не смотрели друг на друга. А по окончании трапезы святитель поманил Василия за собой.

– Ты был прав, мое возлюбленное чадо, – признал Киприан, неспешно ступая по коридору, ярко освещенному из направленного на юг окна в конце коридора. – Мы напрасно потратили время. Князь Витовт тоже предал истинную веру и перебежал к схизматикам. Три месяца тому назад он перекрестился в проклятое папство! И он, и они, и все! Все здешние князья и бояре вслед за своим королем отказываются от христианства!

Митрополит сжал кулак и коротко им взмахнул. Тяжело вздохнул:

– Я его и так, и этак убеждал. И словом Божьим, и спасением души, и единением сторонников истиной веры, и на совесть давил… Ничего! Как в стену каменную уперся. Коли великий князь литовский в папскую ересь окрестился, то и вся знать с ним вместе веру свою меняет, от князей и до последних сотников! Видно, ничего уж тут не поделаешь, пропала Литва. Придется отъезжать с пустыми руками. Вся надежда токмо на Москву и остается.

– Ты теряешь Белую Русь, святитель. Половину своей епархии, – сделал вывод княжич. – Неужели ты сдашься так просто?

– О чем ты, Василий Дмитриевич? – недоуменно остановился святитель.

– Ты услышал неприятное известие и сразу убегаешь? – укорил митрополита паренек. – Попробуй убедить Витовта отказаться от ереси и вернуться в лоно матери-церкви! Создать единство среди православного боярства! Он ведь здешнему королю родственник?

– Брат двоюродный, – вспомнил Киприан. – До трона Витовту далеко, даже и мечтать нечего. Но по рождению, однако, родственник.

– А ты пообещай ему трон! Пообещай земли хоть какие-то воедино объединить, православными их объявить и его там на великое княжение благословить, – с ходу нашел возможный путь для переговоров наследник московского престола. – Что же ты, митрополит, так легко от паствы отрекаешься? Во имя веры истинной бороться до последних сил надобно!

– Но ведь ты… – с интересом склонил голову набок святитель. – Ты ведь так спешишь домой!

– Ради истинной веры можно пожертвовать несколькими днями пути, – пожал плечами наследник московского престола. – Я не был дома почти пять лет. Что изменится от задержки еще на неделю или другую? Ты ведь сможешь убедить Витовта, если дать тебе еще несколько дней для его убеждения?