Он сумел собрать в своем отделе способных людей, настоящих профессионалов сыска. С ним хотели работать, он умел ладить и с соратниками, и с противниками. Удивительно, не только молодые, но и оперативники со стажем выходили из его кабинета с горящими глазами. Однако и задачи ставились масштабные: создание новых систем пополнения и поиска информации, накопление материалов на «политически чуждых» персонажей; переход на единый карточный оперативный учет в отношении кулацких семей, главы коих уже репрессированы... и тех кулацких хозяйств, которые не были затронуты выселением; предотвращение «двурушничества и предательства со стороны агентуры... путем перекрытия одного агента другим, тщательной проверки агентурных сообщений»; изучение «всех фактов, указывающих на попытку тех или иных лиц» среди литераторов и писателей «создать свою законченную систему политических и литературных взглядов».

Особенно вдохновляли дела по троцкистам. Разделив их на «актив» (бывших партработников) и «пассив» (рядовые члены партии), придумав списки специального осведомления в случае их передвижения и точно сориентировав в отношении их своих тайных агентов, Агранов запустил схему, которая позволила контролировать троцкистские группы по всей стране, блокировать информацию для Троцкого из Советского Союза. Не зря потом Сталин настоял, чтобы Агранов вошел в комиссию по введению паспортной системы в СССР.

С приверженцами Троцкого и иными инакомыслящими покончили уже к 1934 году. Ликвидировали троцкистские группы в Москве, Ленинграде, Горьком, Ростове-на-Дону, Новосибирске, Омске, Киеве, Харькове, группы правых — в Свердловске, Саратове, Самаре, Воронеже. И наконец, накрыли «Союз марксистов-ленинцев» (группу Рютина), зародившуюся в ВКП(б) и имевшую продуманную антисталинскую программу, что вызвало особо лютую ненависть вождя.

В сентябре 1936 года Сталин отдыхал в Сочи. Оттуда он послал телеграмму членам Политбюро:

«Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение т. Ежова на пост наркомвнудел. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздало в этом деле на 4 года... Замом Ежова в Наркомвнуделе можно оставить Агранова».

Агранов еще в доверии. Только что в августе закончился процесс по делу объединенного троцкистско-зиновьевского центра, в который Яков Саулович вложил столько ума, изобретательности, энергии. Он, пусть на немного, но удержал авторитет НКВД, который в глазах Сталина начал неудержимо разрушаться. Нарком внутренних дел Ягода, начиная с убийства Кирова, вяло, безынициативно реагировал на указания вождя, где искать врагов. Не подхватывал Ягода с полуслова идеи вождя, не понимал глубинных причин сталинских политических задумок. Непонимание и вялость расценивались как вызов партии. Подогревали ситуацию и догадки высших партийных деятелей о том, что на каждого из них Ягода собирал обширные досье, в которых отражались и политическое поведение, и интимные наклонности. Его боялись и ненавидели. И участь его была предрешена. В сентябре 1936 он оставил должность наркома внутренних дел, а в апреле 1937 года был арестован. Его обвиняли в организации убийства Кирова, Горького, Куйбышева, Менжинского, в преступлениях против партии и народа.

Недолго работал Агранов с новым наркомом Ежовым. Падение было сокрушительным. На совещании руководящих работников наркомата Ежов был прямолинеен:

«У меня хватит сил и энергии, чтобы покончить со всеми троцкистами, зиновьевцами, бухаринцами... И в первую очередь мы должны очистить наши органы от вражеских элементов, которые, по имеющимся у меня сведениям, смазывают борьбу с врагами народа... Предупреждаю, что буду сажать и расстреливать всех, невзирая на чины и ранги, кто посмеет тормозить дело борьбы с врагами народа».

Все понимал Агранов. И уже чувствовал отчуждение вокруг себя, подозрительный взгляд Ежова, зловещее молчание Сталина. Новые задачи НКВД не для него, считали они. Речь шла о массовых репрессиях. Они касались сотен тысяч людей. Нужны были новые кадры. Не мастера точечных ударов, хитроумных сценариев, не профессионалы сыска, годные любой власти, а прежде всего мастера рукоприкладства и массовых репрессивных акций. Агранов не годился в руководители этих новых. Он был оттуда, из прежней эпохи, — из времени Каменева, Зиновьева, Троцкого. Он, правда, добросовестно поработал, чтобы их время быстрее закончилось. Но и сам должен был уйти. Так ему определил судьбу Сталин.

Жизнь стремительно катилась вниз. В апреле 1937 года он, первый зампред НКВД, всесильный шеф Главного управления государственной безопасности, вернулся в кресло начальника 4-го, секретно-политического отдела, того отдела, с которого началось его скорое восхождение к высотам политического сыска. А через месяц он покинул и это кресло. Его направили в Саратов возглавить областное управление НКВД.

Перед отъездом в кабинете на Лубянке разбирал свои архивы, просматривал записи, наброски следственных дел. И неотступно стучала мысль: это начало конца. Тогда-то он и решил некоторые документы спрятать в тайниках, рассчитывая, вероятно, использовать их и как предмет торга за жизнь, и как индульгенцию в глазах потомков. Спрятанное им не найдено до сих пор.

В Саратове он сопротивлялся судьбе — пытался играть по новым правилам. Подчиненным чекистам ставил задачу искать врагов народа среди руководящих партийных и советских работников. В Саратовском управлении тогда активно использовали агентов, подсаживали их в камеры для влияния на подследственных. Дела росли, обрастали показаниями. Но организатором массовых репрессий он все же не стал. Не смог пустить большую кровь. Этого ему не простили.

В июле 1937 года в Саратов нагрянули секретарь ЦК ВКП(б) А. Андреев и заведующий отделом ЦК партии Г. Маленков. Визит партийных контролеров окончательно решил судьбу Агранова. Вот их записка Сталину:

«Пленум Саратовского обкома ВКП(б) провели. Решение привезет с собой т. Маленков, выезжающий завтра в Москву. На основании обсуждения решения ЦК ВКП(б) на пленуме и ознакомления с обстановкой на месте сообщаем Вам следующее:

1) Установлены новые факты в отношении Криницкого (первый секретарь обкома партии. — Э. М.) и Яковлева (уполномоченный КПК при ЦК по Саратовской области. — Э. М.) — проведение ими через обком явно вредительских мер по сельскому хозяйству, прямая защита изобличаемых правых и троцкистов и даже вынесение решений обкома, реабилитирующих изобличенных врагов.

2) Имеются прямые показания бывшего второго секретаря Саратовского обкома партии Липендина, бывшего редактора областной газеты Касперского и других об участии Криницкого и Яковлева в Саратовской правотроцкистской организации, есть даже прямое показание Липендина о том, что Криницкий и Яковлев обязывали его создать террористическую группу.

3) Выступления Криницкого и Яковлева на пленуме обкома, по общему мнению, были фальшивыми и заранее подготовленными.

4) По окончании пленума Криницкому и Яковлеву предложено немедленно выехать в Москву. Считаем целесообразным по прибытии в Москву их арестовать.