Когда в конторе было прибрано и дверь снова закрыта и опечатана, я пошел к Па-Басту. Он сидел на кухне за домом, болтая с поваром, у которого из-за отсутствия хозяев было мало работы. Когда разговор закончился, я вытащил Па-Баста во двор.

— Я все думаю о той сцене в конторе, — сказал я. — Вообще-то, это был всего лишь порыв ветра в пустыне — налетел и тут же стих. Камен чем-то расстроен, и я не хочу усугублять его состояние еще и тяжелым разговором с отцом. Поэтому, Па-Баст, пусть этот случай останется между нами. В конторе наведен порядок. Если я попрошу Камена отдать мне тот документ, а потом верну его обратно в ларец, ты согласен молчать о том, что видел?

Па-Баст улыбнулся.

— А почему бы и нет?! — сказал он. — Камен впервые выкинул подобную штуку, да и вреда от нее, как ты меня уверяешь, не было. Мне что-то тоже не хочется пережить еще один скандал, когда Мен вернется и узнает, что его сын в приступе умопомешательства чуть не разгромил контору. Если Камена и гложет какая-то мысль, то уж явно не пустяковая. Мы с тобой его хорошо знаем.

— Его мучит мысль о собственном происхождении, — сказал я. — Мен почему-то скрывает от него, кто были его родители. А сказал бы, тогда Камен сразу бы успокоился и в доме снова наступили бы мир и покой, а его нервозность приписали бы просто периоду взросления. А ты не знаешь, кто были его настоящие родители, Па-Баст?

Управляющий покачал головой.

— Нет, да и тот папирус, который Камен выхватил из ларца, я тоже никогда не видел. Когда мальчика принесли к нам, с ним в тряпки была завернута только статуэтка Вепвавета. Папирус, должно быть, был передан Мену человеком, который принес ребенка. Но ты прав, Мен ведет себя страшно глупо, позволяя песчаной дюне превращаться в гору.

— Так, значит, мы договорились?

— Да.

Я не считал, что предаю своего хозяина; мне просто не хотелось, чтобы между отцом и сыном пролегла трещина. Хотя они любили и уважали друг друга, между ними было мало общего. Я решил, что поговорю с Каменом, как только он вернется, заберу у него документ, верну его на место, и все будет забыто.

Но Камен в тот день не вернулся. Я поплавал, поужинал, написал письмо поставщикам папируса с просьбой прислать новые листы и чернила. Вечер сменился ночью, а Камен все не возвращался. На следующее утро, едва проснувшись, я встал и сразу направился в его комнату, но Сету, которого я встретил в коридоре, сообщил мне, что Камена там нет. Он не ночевал дома. Сначала я не придал этому значения. Все эти мелкие проступки Камена были всего лишь следствием юности, и я подумал, что он, скорее всего, прокутив всю ночь с приятелями, сейчас отсыпается в доме одного из них. Впереди у него оставался еще один день отпуска, поэтому я не стал бить тревогу.

В полдень принесли письма, и я принялся их разбирать, проработав в конторе в течение нескольких часов, затем поел вместе с Па-Бастом, немного поспал и, как обычно, искупался в озере. Наступила ночь, но Камен не вернулся.

На следующий день, через два часа после восхода солнца, я был в передней, когда ко мне подошел какой-то солдат и отдал честь.

— Генерал Паис прислал меня узнать, где находится офицер его личной гвардии, — без всякого вступления начал он. — Сегодня утром офицер Камен не явился на службу. Если он болен, генерала следует об этом известить.

Я начал быстро соображать. Появление солдата меня встревожило, и моим первым порывом было защитить Камена. Он всегда был ответственным юношей… Какая бы дикая история с ним ни приключилась, он никогда бы просто так не бросил дежурство, а с ним и своих подчиненных. Может быть, мне что-нибудь сочинить? Например, сказать, что отец срочно вызвал его в Фаюм? А что если как раз сейчас Камен входит в дом генерала? Нет. Его вещи так и лежат на кровати, где их оставил Сету. Тогда где же он? У Тахуру? Уже две ночи подряд? Несиамун никогда бы этого не позволил. Или он напился, упал в реку и утонул? Такая возможность есть. Или на него напали в городе, избили и ограбили? Тоже вполне возможно. В мою душу начал закрадываться страх. Каким-то образом я понял, что он не спал у своего приятеля, что он не придет домой и что происходит что-то ужасное и мне нужно его выгораживать.

— Скажи генералу, что прошлой ночью отец Камена прислал из Фаюма послание, — сказал я. — У них там что-то случилось, и Камен срочно выехал к семье. Разве генерал не получал его послания?

— Нет. Когда он вернется?

— Не знаю. Но как только из Фаюма появятся новости, я немедленно сообщу об этом генералу.

Солдат развернулся и пошел к выходу, а я увидел, что рядом со мной стоит Па-Баст.

— Случилось что-то серьезное, — тихо сказал он. — Что будем делать? Я пошлю Сету в дом Ахебсета, пусть спросит, нет ли у них Камена, потом он зайдет в дом Несиамуна, может быть, Камен сидит у госпожи Тахуру, но если его и там не окажется, придется известить об этом Мена.

Я кивнул. «Скорее всего это связано с тем документом», — подумал я про себя и сказал:

— Пусть Сету идет. Больше мы ничего не можем сделать. Если он ничего не выяснит, будем думать.

В то утро дел у меня было немного. Забрав свои папирусы, я отправился в сад и сел недалеко от входа, а когда увидел, что Сету ушел, вернулся в дом. Дверь в комнату Камена была распахнута. В коридоре никого не было. Я быстро подошел к сундуку, открыл его и на стопке свежего белья увидел папирус, который Сету положил туда, когда прибирал комнату. Взяв папирус, я закрыл сундук, быстро вышел из комнаты и вернулся на свое место.

Конечно, я намеревался рассказать Камену, что мы с Па-Бастом решили сделать, а заодно и попросить его вернуть папирус на место, но Камен находился одним богам известно где, а Мен и женщины должны были скоро вернуться. Если бы я был писцом, который всегда соблюдает букву закона, то, несомненно, вернул бы папирус в тот ларец, где он и лежал; но нет, я развернул его, хотя и чувствовал при этом некоторые угрызения совести. Я беспокоился за Камена. Мне хотелось помочь ему, поэтому я решил, что если узнаю, что написано в папирусе, то, может быть, смогу действовать в нужном направлении.

Сначала содержание документа не произвело на меня никакого впечатления; хотя нет, не так: оно произвело на меня такое впечатление, что я стоял как громом пораженный, силясь осознать, что происходит. Затем я аккуратно свернул папирус и сунул его в кучу других свитков. Сидя в густой тени дерева и сцепив руки на колене, я уставился на залитый солнцем сад. В голове была пустота, но постепенно мысли прояснялись.

Теперь я понял, почему ребенок, сидевший под столом в конторе отца, вызывал во мне какую-то странную привязанность, почему его взгляд, жесты, даже смех казались мне знакомыми. Мне все стало ясно, и я только удивлялся тому, как медленно, но неотвратимо божественные персты выставляют счет за каждое наше деяние. По крайней мере, мне так показалось, когда жестокая правда встала передо мной. Значит, матерью Камена был не кто иной, как та самая девушка, которую я учил в доме своего хозяина Гуи, та девушка, в чей чистый, невинный разум, следуя приказу прорицателя, я заронил зерна сомнения в безупречности божественного фараона. Я любил ее как брат, а когда она покинула дом и стала царской наложницей, очень тосковал по ней. Заговор провалился, ее отправили в ссылку, а я вырвался из дома своего хозяина, повинуясь чувству самосохранения. Теперь все мои страхи вернулись, ибо я понял, куда отправился Камен. Я сделал бы то же самое. Он уехал на юг, чтобы разыскать свою мать; конечно, она ему все расскажет, и мы вновь окажемся в опасности, все мы — я, Гуи, Паис, Банемус, Гунро, Паибекаман и даже Дисенк, которая была служанкой Ту и готовила ее к ночным встречам с царем.