– Кхе, – звонкий кашель бывшей разрушил волшебство момента, и Вика, вырвавшись, сделала шаг назад. Подняла на меня взгляд и тут же опустила глаза.

– Не думала, что на малолеток начнешь засматриваться, – весело проговорила Лика. – Ожидала увидеть барышню постарше. Здравствуй, девочка.

Я поворачиваюсь обратно к бывшей, загораживая девушку спиной.

– Я вернусь через полчаса, – мой голос звучит так ровно и безэмоционально, что самому становится не по себе. – Жди здесь. Мальчишки у тетки.

Вика пытается вырвать свою ладонь из моей руки, а я сжимаю крепче, не отпускаю.

– Конечно, милый. Буду ждать, – елейным голосом отвечает Лика, а мне от этого становится тошно, а еще больше от того, что все это происходит на глазах у Вики.

Я разворачиваюсь и взглядом наталкиваюсь на красную, как помидор, девчонку. Она зло поджала губы, и потемневшие от гнева серые глаза мечут молнии. Моих губ невольно касается улыбка. Все же нужно было поговорить в спальне… Спальня, твою мать! В ней остались на белых простынях улики нашего… Кидаю короткий взгляд в сторону комнаты и делаю шаг – нужно хотя бы на ключ закрыть дверь. Не хочу, чтобы Лика заходила туда. А в том, что она может, даже не сомневался. Но Вика останавливает меня, теперь она сжимает мою руку. За спиной слышу тихий смешок. Представляю, как мы смотримся со стороны. Будто малолетки, застуканные на месте «преступления» родителями. Вика снова вспыхивает. На лице отражаются все ее мысли. Она вообще может ничего не говорить, по ней и так все видно. Я все же высвобождаю ладонь и подталкиваю девушку к выходу, а сам иду следом.

Когда выходим на улицу, слышу, как за кирпичным забором во дворе дяди Миши смеются мальчишки. В груди кольнуло предчувствие скорого расставания. Тоска забралась в сердце быстрее чувства осознания. Сердце гулко забилось в груди, ударяясь о ребра.

Вика юркнула на переднее сиденье и, отвернувшись к боковому стеклу, сидела молча. Машину вывел за ворота ровно тогда, когда рольставни поднялись так, что можно было проехать под ними, и надавил на газ. Не хотелось откладывать надолго то, зачем приехала Анжелика. Не хотелось оставлять бывшую одну в моем доме. Скользнул взглядом по девушке, притихшей на соседнем сиденье. С Викой я еще смогу поговорить и встретиться сегодня вечером. Нужно просто разобраться в себе и своих желаниях и чувствах. Девчонка мне нравится, я это реально осознавал, как и то, что я ей тоже небезразличен. Вот только…

– Почему не сказала, что девственница? – хриплый голос прорезал воцарившуюся тишину.

Лицо Вики приобрело серый оттенок. Она снова поджимает губы и молчит.

Злость тут же зарождается внутри, и я сжимаю руль до хруста в костяшках. В голову заползают нежданные и ненужные, зараженные подозрением мысли, и я не успеваю подавить их, они укрепляются в сознании, заселяя его недоверием к Вике и сомнением в ее отношении ко мне. Гнев отравляет и заставляет подавить чувства, что рвутся наружу. Я замолкаю. И с шумом выдыхаю воздух сквозь зубы.

«Ну, неужели так трудно сказать?» – спрашиваю самого себя.

Так, в молчании, мы и доехали до Лебяжьего.

– Только… – начала было Вика. – Не подъезжай к дому, – закончила она в тот момент, когда машина остановилась у калитки.

– Почему? – шиплю сквозь зубы и хватаю девчонку за руку, но она упрямо машет Головой и открывает дверь.

– Пусти, – вырывает руку и выскальзывает на улицу. – Передавай привет жене! – громко хлопает дверью и в один миг скрывается за высокой калиткой, а я так и продолжаю сидеть с открытым от изумления ртом.

– Твою мать, – включаю передачу, разворачиваясь и давлю на газ. – Гребанная сука. – от злости сводит скулы, и перед глазами встает образ самодовольной белобрысой Лики.

В дом заваливаюсь через минут двадцать после того, как Вика вышла из машины. Запах Анжелики витает уже по всему дому, и я морщу нос. Теперь придется неделю выветривать все здесь. Прохожу в кухню, именно туда, где и оставил ее, уезжая. Там оказалось пусто, как, в принципе, я и думал. Интуитивно свернул в направлении гостевой комнаты и, безусловно, угадал. Лика сидела на краю кровати, скрестив длинные ноги, выставляя на показ идеальную их форму из-под задравшегося до середины бедра платья. Я остановился в дверях, привалившись плечом к косяку. Бывшая сидела и водила по белью раскрытой ладонью, будто пыталась разгладить несуществующие складки.

– Аккуратная девочка, – проговорила она и обратила на меня свой взгляд. – Все прибрала, сразу видно, что не зажравшаяся стерва. Да, Тош?

– Не твое дело, Лика. Ты что, приехала обсуждать мою личную жизнь? – я приподнял брови. – Уверен, что нет. Да и по сути, она тебя совсем не должна беспокоить, да, Лика? – тем же тоном, что и она, произнес последние слова, вернув ей вопрос.

Лика улыбается. Глядит в глаза и улыбается. А меня это злит страшно, но я стараюсь ничем не выдавать это чувство внешне. Подрагивающие от напряжения ладони прячу в карманы.

– Ну, да ладно, Тош, не мне выбирать шалаву, с который ты будешь спать, – говорит она, а с моего языка так и просится сорваться язвительное замечание в ее адрес.

– Давай, мы будем говорить по существу и не переходить на личности, – вместо всего, что сейчас вертится на языке, говорю те слова, которые в этой ситуации подходят больше всего.

Лика наконец-то отрывает свою задницу от кровати и идет в направлении меня.

– Благородный Антоша, защищающий слабых и бездомных, – голос полон сарказма. – Всех, только вот в своей семье так и не смог разобраться, – она подходит вплотную и опускает руки на мою грудь, чуть надавливая, проводит вниз. – А жаль, – цокает языком и немного отталкивает меня от себя, хотя вроде я ее и не трогал, проходит мимо. – А я как раз замириться приехала.

Я смотрю на нее, не отрывая полного изумления взгляда.

– Мириться? – не поверил я. – Ты что, головой ударилась, а?

Злость и так клокочет внутри, но от ее наглости градус повышается до максимальной отметки, сжимаю кулаки так, что пальцы захрустели в суставах.

– Слушай, – я даже не смог выговорить ее имени.

Лика обернулась и посмотрела на меня через плечо, в глазах сверкнул ехидный блеск.

«Дразнит меня, сука», – понял я.

Делаю глубокий вдох.

– Да, ладно тебе, Тош.

Сдерживать себя с каждым ее словом становится все труднее, ее выдержанная в насмешливом тоне речь бесит. Когда грубые слова уже готовы были сорваться с языка, входная дверь с грохотом стукнулась о стену, и в дом с визгом вбежали дети.

– Мама! – радостно завопили близнецы, и сердце пропустило удар.

Лика поморщилась, но это было ее мимолетное выражение, потому что уже в следующую секунду ее губы растянулись в улыбке, и, присев на корточки, она раскрыла навстречу детям объятия.

– Мы так соскучились, – обнимая ее за плечи, лепетали мальчишки, – ты почему так долго не приезжала?