и тупорыла, имеет остроконечный хвост. Ее окраска серая или серо-бурая, спина более темная, чем бока и брюхо, у мелких экземпляров косые или поперечные полосы на боках и плавниках. Тигровая акула практически всеядна — она питается дельфинами, морскими птицами и черепахами, крабами, не брезгует помоями с судов и... себе подобными. Тигровые акулы водятся во всех южных морях.

Акула мако, или остроносая сельдевая акула, имеет репутацию свирепого и опасного хищника. Известно, что она нападает на рыбацкие лодки и плоты. Пойманная на крюк, мако выскакивает из воды на несколько метров и «ходит» на хвосте. От прочих акул она отличается заостренной мордой и сплющенным с боков телом. Спина у нее темно-синяя (кобальтовая), бока темно-серые, а брюхо белое. В длину она достигает 4 метров. Встречается в Атлантике, Тихом и Индийском океанах.

Акулу-молот легко узнать по своеобразной форме головы, которая сильно сплющена и растянута в стороны в виде молота, на внешних краях которого находятся глаза. Этот хищник считается прекрасным пловцом. Определенно известно, что акула-молот нападает на человека. Окраска сверху пепельно-серая, переходящая в белую внизу. В длину достигает почти 5 метров. Встречается повсюду в тропических и теплых умеренных зонах океанов, Средиземном море.

Среди крупных акул голубая акула считается красавицей. Спина у нее кобальтовая, бока и плавники голубые, а брюхо белоснежное. От изящного тела отходят длинные серповидные грудные плавники. Они обеспечивают этому хищнику удивительную подвижность в воде и грациозность. Голубая акула бороздит моря вдали от берегов, скитаясь по всему свету. Чтобы не занимать время читателя описанием прочих видов акул, предложим ему небольшое эссе, опубликованное в альманахе «Век океана» («Мысль», 1989 год). Оно называется «Люди, я — голубая акула» и дает представление об этих опасных хищниках океана.

Люди, я — голубая акула

Мое великолепное тело, похожее на корпус сверхзвукового лайнера, покрыто тысячами едва видимых вашему глазу зубов. Каждый из них — маленькая копия тех, что сотни в моей пасти. Если меня убивают, то кожа моя, которую вы называете «шагреневой», нередко служит неплохим инструментом для многих мастеров Востока: они полируют ею (вместо наждака) тик и красное дерево. А пока я жива, не советую кому-либо из вас касаться моего тела голыми руками — на них тут же появится множество порезов. Не пытайтесь в воде ударить меня в бок или спину ножом — это бесполезно. Уязвимые места на моем упругом теле — мое рыло и живот. Меня может убить лишь брошенный опытной рукой гарпун или пулеметная очередь, да и то лишь тогда, когда я окажусь в метре от поверхности воды.

Я не ведаю боли и не опасаюсь перелома костей, поскольку у меня их просто нет.

Я плыву, и моя голова неторопливо поворачивается то в одну, то в другую сторону в такт движению хвоста. Мои глаза неустанно выискивают жертву. Я описываю круг за кругом, словно в ритуальном танце. В моих плавных движениях нет агрессивности, и все же я навожу страх. Серо-голубая окраска моего тела, зубы и серповидный хвост служат одной цели — убийству. В длину я почти 3 метра. Каждая из моих челюстей вооружена семью рядами острых зубов, и если по несчастью один из них ломается, то на его месте вырастает другой. Вот почему вы называете мою пасть «револьверной». Я могу развить скорость до 30 узлов. Словом, я как нельзя лучше приспособлена к жизни в океане.

Наше племя столь многочисленно, что истребление со стороны нашего смертельного врага — человека — полностью исключено. Почти все мы, включая самых малых из нас, длиной полметра, очень опасны. С тех пор как мы появились в водах планеты Земля 400 миллионов лет назад, вы, люди, так и не нашли надежного средства защиты от нас. Я — машина, созданная природой для того, чтобы убивать. Хотя мое рыло выступает намного вперед над нижней челюстью, это не мешает мне успешно атаковать мою жертву. Когда я открываю пасть, нижняя челюсть выдается вперед, а рыло задирается вперед и вверх, образуя почти прямой угол со спиной. В этот момент моя пасть подобна волчьему капкану со множеством острых сверкающих зубцов, которые превращаются в пилу, когда я вонзаю их в свою добычу. При этом я использую вес жертвы, пытающейся освободиться. Я сдвигаю нижнюю часть челюсти в стороны и с легкостью выхватываю огромные куски мяса.

Мы снабжены очень чувствительной нервной системой, способной улавливать даже незначительные колебания воды и распознавать их источник. Мы часто появляемся неожиданно, привлеченные резкими движениями человеческих конечностей в воде У нас необыкновенно развито обоняние. На огромном расстоянии мы чувствуем запах крови, растворенной в воде даже в небольшой концентрации. Аквалангист, загарпунивший рыбу и привязавший ее к поясу, почти всегда становится нашей жертвой. Человек заблуждается, если думает, будто у нас слабое зрение. Наоборот, наши глаза устроены таким образом, что отлично видят на расстоянии. Я представляю собой поистине устрашающее зрелище, когда зловещей тенью надвигаюсь на пловца — полураскрытая белая пасть и темный спинной плавник. Иногда я приближаюсь к людям, привлеченная не запахом и не звуками, а благодаря своему острому зрению. Но это не означает, что я плохо слышу. Доказательство тому — моя реакция на звуки, которые издает работающий аквалангист. Тут иногда мною движет простое любопытство. И совсем не обоснован пресловутый совет кричать в воде, если хочешь отпугнуть акулу. Наоборот, услышав крики, я нападаю на человека.

Мое неистовое поведение при виде жертвы вселяет в нее ужас и чувство полной беспомощности. Когда стая моих сородичей бросается к месту, где только что было совершено нападение, их невозможно остановить.

Мы вынуждены плыть, не останавливаясь, день и ночь. Ведь у нас нет плавательного пузыря, и мы не можем неподвижно «висеть» на глубине. Нам все время надо прилагать усилия к тому, чтобы не пойти ко дну. Если мы хоть на миг прекратим волнообразные движения хвоста и плавников, мы не сможем преодолеть силу, которая неумолимо тянет нас вниз на грунт.

Раз в году я выбираю себе участок океана и становлюсь его полновластной хозяйкой. Однако это не означает, что другие акулы не могут вторгаться в пределы моих владений. Я допускаю сюда своих сородичей на условиях, что они будут питаться только «остатками с барского стола» и то в моем присутствии. Иногда, правда, жертва бывает столь велика, что хватило бы на дюжину нас, но я просто не могу вынести, чтобы какая-нибудь акула пожирала ее с другого конца.