— Был. Подбит в том же бою, где погиб Крис. Упал в океан, обломки, само собой, никто не искал и не поднимал, не та обстановка. Совершенно новый, месяц как с завода. «Ирбис-25».

— Спасибо. Тебе не трудно будет собрать досье по еще одному человеку? Хьюго Брассико. Повседневное.

— Знакомое имя.

— Мне он нужен. И очно.

— Нам тоже, но в другом смысле. Никак не можем подобраться, он просто уходит. Мать, если ты каким-либо образом убедишь его сотрудничать, поверь, за нами не заржавеет.

— Попробую.

— Тогда собирайся на Землю. Я навскидку могу сказать: он с Земли никуда не вылезает. Так что давай-ка в гости, а на месте уже предметно побеседуем.

— Хорошо. Как только получу «добро» от шефа.

Я доела пирожки с яблоками и апельсинами — в этом году Танира просто ломилась от урожая цитрусовых, — расплатилась и вышла. Небо затягивалось облаками. Опять, наверное, дождь будет.

Надоела уже эта сырость.

* * *

Черная каменная щепка, оправленная в серебро, качалась перед глазами. Маккинби пытался понять, кто кого гипнотизирует: он щепку или она его. Голова немного кружилась. Иногда он ловил себя на мысли, что сходит с ума. Ощущение было вовсе не пугающим, наоборот, приятным.

Надо, конечно, прекращать эти эксперименты. Уже Делла заметила, что с ним происходит странное и необъяснимое. Характер портится. Стал позволять себе резкие замечания. Резкие, бестактные, а порой и откровенно грубые. Самообладание на нуле. Но останавливаться не хотелось. Ничто больше не давало ему этого ощущения — погружения в неведомое. Вот он, его наркотик. И, как у всех наркоманов, у него появились первые симптомы разрушения личности.

Надо остановиться. Он почти не спит. Его мечты приобрели бредовую яркость и подростковую остроту. Надо. Пока не поздно.

Маккинби поменял положение руки. Теперь щепка качалась между ним и кристаллом с Великой Мэри. Как она похожа на Деллу… Золотые блики скользили по черному камню, завораживая и увлекая в странный мир, где не было места материальным ощущениям.

Почти втайне от себя протянул вторую руку. Положил ее на кристалл. Вот оно. Потекло по жилам. Обдало теплом. Распахнулся водоворот чувств, цветовых пятен, они непрестанно перемещались и звали за собой. А в голове наступила звонкая, прозрачная ясность.

Между прочим, его предок Билли Мбабете как-то ухитрялся вынимать из этого водоворота четкие картины. Или у него были другие ощущения? В дневниках Кузнецова ясно сказано: камень не более чем внешний атрибут. Можно и без него.

Маккинби попытался вспомнить Криса. Как давно это было! Лицо, фигура, голос. Самое главное — голос. Манера речи. И вдруг потерял дыхание, оно словно споткнулось обо что-то. Обо что-то теплое и… живое. Неужели?.. Собрал волю в кулак, не позволяя себе потерять образ. Еще раз…

И в воронке цветовых пятен он то ли увидел, то ли услышал знакомый голос.

Его выбросило в реальность как нельзя более вовремя. Стук в дверь. Маккинби мгновенно бросил щепку на стол, выровнял дыхание. Вошел Тед.

— Николас ван ден Берг, — доложил он.

— Проводи, — попросил Маккинби.

— Кофе, бренди?

— Кофе. Мне — двойной.

Тед ушел. Маккинби убрал в сейф щепку. Он понял: это не наркомания, это ученичество. Но эксперименты надо прекратить, если ему хоть сколько-нибудь жалко свои мозги и репутацию. Хилирских провидцев и без него пруд пруди, и не все они шарлатаны — большинство сумасшедшие. Поставил опыт, получил результат — и хватит. Не получится из него второго Билли.

В коридоре послышались легкие шаги, распахнулась дверь, и в кабинет танцующей походкой вошел Ник ван ден Берг. Радушная улыбка, мягкий блеск чуть подкрашенных глаз — Ник, будучи одним из самых известных светских репортеров, позволял себе мелкие и одобряемые чудачества, — модный пиджак и брюки спортивного кроя.

Маккинби недолюбливал его, хотя не отрицал: парень — профи. Но его раздражала нарочитая беспечность Ника, тот словно бы не жил, а порхал. С виду он был карикатурой на Макса. Тот был то ли демон, то ли падший ангел, обладал несомненной харизмой и считался красавцем безо всяких кавычек. А Ник относился к разряду молодых людей, приятных во всех отношениях. Очень нравился женщинам. Не напрягал светских мужчин. Мог поддержать любую беседу. Никогда не позволял себе опасных острот. Держал нос по ветру. Маккинби ни капельки не верил в его беззаботность. А Макс терпеть не мог своего милого кузена.

Мать Ника, Жаклин ван ден Берг, была старшей сестрой-близнецом Валери. Разница между ними составляла почти десять часов — случается и такое. Они родились в разные дни федерального календаря: Жаклин вечером, а Валери утром на другие сутки. Особого сходства между ними не было, и жизненные пути сестры выбрали разные. Жаклин предпочитала модные тусовки, ведь именно она поначалу считалась наследницей княжества. Валери пошла служить в армию. В возрасте около двадцати пяти обе вышли замуж по указке папочки: Жаклин — за троюродного брата по линии Леверсов, Валери — за скромного Курта Ванденберга, такую же родню, только вовсе уж задрипанную. Всем было понятно, что Валери выдали за кого попало, лишь бы под ногами не путалась. Брак Жаклин выглядел блестящим и удачным, брак Валери — так себе, ну подумаешь, молодая жена плачет в подушку, главное, чтоб вслух не жаловалась. Тут внезапно умер дед, патриарх клана Бергов, вся власть упала на отца близняшек, и Жаклин как по волшебству оказалась в немилости. Новый глава клана терпеть не мог Леверсов и просто ждал возможности как следует по ним проехаться. Зятя он принялся третировать с нескрываемым удовольствием. Зять отыгрывался на жене. Пока вся семья наблюдала за публичными глумлениями и издевательствами, Валери родила сына, Макса. И его… назвали наследником. В обход будущих детей Жаклин.

Кто подставил Валери, а потом донес на нее, осталось семейной тайной. Кто-то из своих. Валери на три года оказалась в тюрьме. Отец даже не навещал ее. Зато внука окружил вниманием и заботой. И пообещал, что вот стукнет парню восемнадцать — перепишет на него княжество. Обещание сдержал, правда, княжество оказалось, мягко говоря, подпорченным и просроченным, но это уж другой разговор. А Жаклин стала ненужной. Принцесса, с которой всю жизнь сдували пылинки, теперь не знала, где найти друзей. Кончилось тем, что она забеременела, а муж развелся с ней, променяв на невесту из вовсе не знатной, зато банкирской семьи. Родился Ник непонятно для чего. А когда ему было около шести, Жаклин при загадочных обстоятельствах скончалась.

Маккинби подозревал, что Жаклин до сих пор жива. Просто сбежала из дома, ставшего каторгой. Бросила семью, бросила даже сына. И с нуля начала новую жизнь. Раз за столько лет не всплыла — нашла свое счастье.

Ник унаследовал внешность отца и светский шарм матери. Он вырос на Сонно, но как сиротка, которого взяли в дом из милости. Не жаловался, не забывал благодарить за все благодеяния. В списках родственников, которых надо пригласить на торжество, он неизменно упоминался — в шестом или седьмом десятке. И как будто всем был доволен. Его вроде бы устраивало то, что он имел: образование, карьера, сделанная своими руками, и репутация, никак не связанная с происхождением. Очень благоразумный молодой человек.