— Да, верно. Но мне там нравится. Замечательная атмосфера — такое чувство, будто живешь в деревне, где все друг друга знают и дружат. Тут есть клубы, бары и рестораны. Мне не нужно ехать в Уэст-Энд, чтобы хорошо провести время с друзьями.

Джефф недоверчиво посмотрел на нее.

— Разве они не живут как в позапрошлом веке? Как амиши[12]из того фильма с Харрисоном Фордом?

Кейт улыбнулась.

— Если бы вы пожили здесь, перестали бы так думать. Они хорошие люди. Их жизнь более проста и менее суетна, чем наша. Многие боятся, потому что тут их довольно много. — Она пожала плечами. — У меня нет друзей среди хасидов, но я часто останавливаюсь, чтобы спросить, как дела, в местных магазинчиках, иногда болтаю с женщинами, играю с малышами. Они ничем не отличаются от других лондонцев. Не понимаю, почему их считают экстремистами и боятся. Они очень мирные и никогда не создают проблем.

— Верно. Мне еще ни разу не доводилось арестовывать хасида.

— Здесь я чувствую себя в безопасности. По этим улицам можно смело ходить ночью. Ни один мужчина не посмотрит косо, не скажет какую-нибудь гадость. Если поздно вечером я вижу на улице группу молодых мужчин-хасидов, то знаю, что могу спокойно пройти мимо них. Они даже отойдут в сторонку и опустят глаза. Это правда!

Джефф кивнул.

— Занятно. Я рад, что вы чувствуете себя в безопасности.

— Вон мой дом, в самом начале улицы. С кошкой на крыльце. — Джефф притормозил возле дома. — А как долго вы будете в отъезде?

— Еще неделю я буду дома, потом на неделю уеду в Шотландию.

— Когда вернетесь, я обязательно угощу вас обедом. Я даже могу сама его приготовить. Я вам очень обязана.

Бенсон кашлянул.

— Спасибо. Я позвоню вам. Нельзя оставлять наших славных детективов в должниках.

Кейт улыбнулась и вышла из машины. Она действительно хотела встретиться с ним при менее удручающих обстоятельствах.

— Я рада, что мы поняли друг друга. Я беспокоюсь о Джеке и не хочу ему зла.

— Он счастливчик. Жаль, что у меня нет такой… подруги. Кейт, поймайте убийцу, но, пожалуйста, будьте осторожны! И очень вас прошу, выкиньте этот дафклот в ближайшую канаву.

Кейт засмеялась и поспешила к дому, судорожно роясь в сумочке. Ключ не хотел находиться, а Бенсон, видимо, решил подождать, пока она не зайдет внутрь. Наконец она выудила ключ, открыла дверь и включила свет в прихожей. Потом обернулась и помахала ему на прощание рукой. Он коротко просигналил в ответ и нырнул в поток машин.

Впервые за долгое время Кейт было хорошо и весело. Подумать только, кого надо за это благодарить! Просто чудеса!

Жена Мойши Глюка с тяжелым подносом в руках зашла в гостиную.

— Твой кофе.

Она выдвинула столешницу складного столика и поставила поднос. Двигалась женщина медленно, через силу, голос ее звучал глухо и безжизненно.

Он отвлекся от газеты и посмотрел на жену поверх очков.

— Это не моя чашка.

— Прости. Дети случайно разбили. Я купила тебе новую.

Мойша нахмурился.

— Ты сидишь дома весь день. Неужели так сложно следить за детьми?

Она тяжело вздохнула.

— Мойша, у нас девять детей. В маленьком доме постоянно что-то разбивается и ломается.

— Вот оно что! Хочешь сказать, я сам виноват, раз не могу купить большой дом?

— Я не это имела в виду, — поджала она губы.

— Конечно, дом старый и тесный, именно поэтому тут никогда не будет порядка, — продолжал он.

— Мойша, дети шумят, балуются, иногда портят вещи. А у нас их девять.

— Ладно, ладно, женщина. Все, я хочу почитать спокойно. Дети уже спят?

Она поправила платок на голове и села напротив мужа.

— Все в кроватях. Аарон хотел поговорить с тобой. Рут тоже не может заснуть.

— Поговорю с ним завтра. — Он проигнорировал вздох и осуждающий взгляд жены. Отложил газету, сделал два глотка кофе. — Я ухожу.

— Сейчас?

— А что? Еще не так поздно.

— Мойша, уже половина девятого. И на улице холодно.

Он презрительно хмыкнул, поднялся с дивана и отряхнул брюки.

— Холодно! Ну и что? — Ухмылка исказила его бледное лицо. — На следующей неделе Пурим. Все будут плясать на улице даже в лютый мороз.

— Куда ты идешь?

— Симха, закрой рот!

Она опустила глаза.

— Шлимэй оставил тебе сообщение.

— Когда?

— Он только что звонил. Ты разве не слышал?

— Я знал, что ты возьмешь трубку. Решил, что это твоя сестра или подружка.

— А это оказался твой приятель! — не сдержалась она.

— Сколько раз я буду повторять? — Мойша говорил спокойно и уверенно. Этот тон раздражал многих, в том числе и его жену. — Он мне не приятель. Он мой коллега.

— Коллега? Какими же делами можно заниматься с такой крысой, как Шлимэй Кац?

— Тебя это не касается. Я зарабатываю деньги, ты следишь за домом. Только так, Симха. Ты все равно ничего не поймешь, занимайся лучше своими делами.

Симха начинала злиться, она явно нарывалась на ссору. Так не похоже на нее. Обычно она вела себя тихо и была послушной. Может, ей хочется? Месячные закончились неделю назад, значит, уже можно заниматься сексом.

— Послушай, я скоро буду дома, — чуть ласковее сказал Мойша.

Симха скривила губы. «Интересно, она знает? — подумал он. — Хотя какая разница?»

— Прими пока ванну.

Она встала.

— Нет, Мойша. Я больше не хочу детей. Если разрешишь считать опасные дни по календарю, я не буду возражать против твоих шлюх.

Она вышла. Поднос и злополучная чашка остались на столе.

Значит, ей все известно. Но это ничего не меняет. Заниматься сексом с Симхой — это все равно, что ездить на «вольво»: безопасно, предсказуемо и очень скучно. Ему было с чем сравнивать. Секс с Клаудией не был ни скучным, ни безопасным. Он был как езда на спортивном болиде: быстро, горячо и заносило на каждом повороте. Мойша улыбнулся. У него встало при одном воспоминании. Будет плохо, если Симха это заметит, поэтому он прикрыл пах газетой.

Он тяжело вздохнул. Может, разрешить ей пить противозачаточные таблетки? Прямого запрета на них не было, да и, по правде говоря, семья Глюков уже произвела на свет восемь здоровых детей. Когда младенцу, который неспокойно спал наверху, исполнится три года, он сможет с уверенностью сказать, что у него девять здоровых детей. И никто не сможет упрекнуть его в том, что он не соблюдает закон. Еще девять жизней, еще девять семей. Да, он сделал свою работу, и никто не смеет осудить его за маленькие радости на стороне.