Их голоса делались все тише, а потом и вовсе исчезли за захлопнувшейся дверью. Лида перевела взгляд на пациента. Перевязать и укрыть. И следить за жизненными функциями. В первые часы после операции – это самое важное. Значит, она будет следить. Такое не доверишь больше никому, никто другой не справится.

Она сделала все быстро и аккуратно, укрыла пациента льняной простыней, коснулась его лба. Сначала ладонью, а потом и губами, как делала в детстве бабушка. Лоб был ледяной. Как у покойника… Но сердце билось, и перебинтованная грудь медленно поднималась. Ни живой, ни мертвый, но сейчас все равно чуть более живой, чем до операции…

– Что ты делаешь?! – Голос был злой. И парень, что вбежал в избу, тоже.

Белобрысый, взъерошенный, невероятно худой, в одежде с чужого плеча, с воспаленными, налитыми кровью глазами.

Лида выпрямилась, потерла ноющую поясницу. Надо будет попросить Зосимовича, чтобы посмотрел. Ее били… вспоминать об этом не хотелось, но отбитая поясница постоянно напоминала. Или почки… Или позвоночник… Не важно, сейчас это не имеет никакого значения, сейчас нужно сосредоточиться на этом, на пациенте.

– Ты его сын? – спросила Лида, всматриваясь в угловатое, злое лицо. Сходство было. Нужно лишь задаться целью.

– Что с моим отцом? – Парень топтался на месте, не решался подойти.

– Операция закончилась. – Ей бы хотелось сказать, что операция закончилась успешно, но она не могла давать ложных надежд. – Он… Твой отец перенес ее… мужественно. Сейчас он стабилен. Жара нет. – Она снова положила ладонь на холодный, точно лед, лоб. Почему он такой холодный? Надо непременно померить температуру.

– А пули? – На лице парня промелькнуло, но тут же исчезло облегчение. Словно бы он волевым усилием запретил себе расслабляться и верить в лучшее. – Зосимович достал пули?

– Все до единой.

– И… что теперь? Как нам дальше?

«Нам» – это вот этому белобрысому парню и незнакомцу, который ни жив, ни мертв. Лида тут ни при чем, но так уж вышло, что и от нее многое зависит.

– Мы будем за ним наблюдать. Наблюдать и ухаживать. Первые сутки после операции самые важные. Я надеюсь…

– Он фартовый! – парень не дал ей договорить, шагнул к столу, стал в изголовье. – Слышишь ты? Мой батя фартовый! Он непременно выживет! Не нужны нам какие-то глупые надежды!

– Хорошо. – Лида кивнула. – Никаких надежд. Но ты позволишь мне за ним приглядывать? Ему нужен уход.

Ему нужен уход, а ей не нужно разрешение этого мальчишки. Так почему она спрашивает?

Он долго не отвечал, а потом спросил:

– Чем я могу ему помочь?

– Пока ничем. Я скажу, если что-то понадобится. Как его зовут?

– Григорий. Его зовут Григорий Куликов. И он герой! Ясно тебе?! Его фрицы хотели расстрелять за то, что он спас в Видово людей. – Парень сорвался на крик, зло вытер рукавом совершенно сухие глаза.

– Я не сомневаюсь. – Лида и в самом деле не сомневалась. Почему-то ей казалось, что этот незнакомец… Григорий очень особенный. И не только в медицинском смысле. – А тебя как звать?

– Я Митяй.

– Очень приятно, Митя. Я Лидия Сергеевна.

– Знаю. – С воспитанием у Мити были проблемы. Или не с воспитанием, а просто в жизни. Ведь он не белобрысый, он седой. Что должно было случиться с молодым парнем, чтобы он поседел?

Вариантов у Лиды было много, кое-что она испытала на собственной шкуре. Ноющая поясница – это еще не самое страшное. Страшнее были головные боли. Они случались внезапно, выбивали почву из-под ног, враз превращали в беспомощное и никчемное существо. Таких приступов у нее было уже два. Оба раза ей удавалось отлежаться, как-то перетерпеть, никого не потревожить своими проблемами. Да и кого тревожить, если она прекрасно знает, что с ней! Последствия сотрясения головного мозга. Или ушиба, что несомненно хуже. Ее били не только по почкам, но и по лицу, по голове… Но не нужно об этом думать сейчас! Сейчас она в безопасности! И проблемы у нее есть куда более важные.

– Вы врач? – спросил Митя, переходя на уважительное «вы».

– Я медсестра. – На самом деле она могла бы стать врачом, она даже поступила в медицинский. Но война спутала ей все карты. Впрочем, не только ей одной.

– Когда он очнется?

– Я не знаю. Никто не знает, Митя. Но я вижу, что он очень сильный человек.

– И фартовый…

– Конечно, и фартовый. Митя… – она тронула парня за руку, но он тут же отшатнулся, словно ее прикосновение причинило ему боль. – Прости. – Лида отступила на шаг. – Давай я попрошу Зосимовича, чтобы он тебя осмотрел. Ты выглядишь… истощенным.

– Я в порядке! – Он дернул подбородком, а потом взъерошил свои седые волосы. – Не думайте про меня, присматривайте за моим батей!

– Я присмотрю, – пообещала Лида. – Ты можешь пока отдохнуть. Я позову тебя, если… когда он очнется.

– Точно позовете? – Митя не доверял никому. Еще одно новоприобретенное качество. И тут Лида тоже его понимала.

– Обещаю. Я буду оставаться с твоим отцом столько, сколько потребуется.

– Ему твердо так лежать, наверное. – Митя провел пальцами по деревянной столешнице.

– Мы его потом перенесем на кровать, ты не волнуйся. Если хочешь помочь, подбрось дров в печку и иди.

К печи он пятился задом, а сам не сводил взгляда с Лиды.

– Вы за него теперь отвечаете, – сказал почти зло. – Понятно вам? От вас теперь все зависит.

От нее зависело очень мало, сейчас надеяться нужно только на бога. Как же так? Как она в одночасье из атеистки превратилась если не в верующую, то в сомневающуюся? Не время об этом думать. Полно у нее других проблем и раздумий.

С дровами Митя управился быстро, еще раз долгим взглядом посмотрел на своего отца и вышел из избы. Минут через двадцать заглянул Зосимович, осмотрел пациента, проверил повязки, сказал задумчиво:

– Поразительно, Лидия Сергеевна. Если судить по состоянию кожных покровов и бледности слизистых, ну и, разумеется, по ранам, кровопотеря должна быть огромная, а он стабилен. Состояние сердечно-сосудистой системы вообще никоим образом не соответствует тяжести полученных ранений. Я бы сказал, что имеет место полная блокада атриовентрикулярного узла. Это бы объяснило брадикардию… – Он помотал головой, поправил сползшие с переносицы очки. – Но на самом деле ничего это не объясняет, Лидия Сергеевна. Я долго думал о необходимости переливания крови, но у меня есть ощущение, что это лишнее. Дожил! – Он хлопнул ладонью себя по лбу. – На старости лет начал оперировать не фактами, а ощущениями.

– Самое главное, что он стабилен, – сказала Лида мягко, – а с остальным мы будем разбираться по ходу.

– Устал… – Зосимович сдернул очки, потер переносицу. – Лидия Сергеевна, голубушка, я прилягу на пару часов с вашего позволения?