в ночи, вообще мало что примечали. Кто с собой фонарики хватанул, помогало не сильно — шли впереди и все равно почти на ощупь. Одной из частей испытания походу было отыскать дорогу в кромешной тьме. Отвыкли уже городские обходиться без фонарей на улицах, фонариков на смартфонах и освещению всего и вся ночью. Сейчас было видно — ни-че-рта. Напомнило мне это вылазку на ночной стрит-квест по заброшкам… Чуть ногу тогда с башкой не сломал, и на стекляшки не обступался в подвалах. Брр. Но в зарослях без света было еще жутче. То справа, то слева, то прямо из ниоткуда возникали ветки, хлещущие по лицу столь внезапно, что невольно думал — напал зверь какой. Завывания, шелесты в кустах, шорохи — все это усиливало страшную атмосферу. Благо нас компания была не мелкая, а вот вдвоем было бы уже писец. А уж одному…

Еще и комары заразы вылезли после дождика пожрать. И мотыльки… И еще какие-то твари летают, ползают, бегают… Чьи-то глаза светятся на деревьях. Белочки? Совы? Безобидные твари. Безобидные…

У Каджитов всех, в том числе и у Машки, были налобные фонарики, крепящиеся на голове. Очень удобно. Поэтому я увязался за своей спутницей хвостиком, и казалось не я — мужчина крепкий-сильный, а она — ведущий меня истеричку под руку. Но что поделать, когда вокруг хоть глаз выколи! Только за ней под ручку и идти…

«Голоса слышите?» — спросил низкий голос откуда-то сзади.

«Да, что-то вроде того. Поют кажись.» — ответил голосок повыше.

«Вон свет!» — крикнул, чтобы все слышали, впереди идущий Михалыч.

И правда, угадывался проблеск мягкого теплого света. Напевы сопровождались мелодией струнного инструмента.

Наша честная компания вышла к дубовой роще, и перед нами предстало настоящее пиршество фантазии режиссера квеста.

Ряженные в белые с красным сарафаны, платьица и блузы девицы танцевали в круговороте хоровода с рыжими конопатыми юношами. Под размашистым дубом в яростных дебатах находились седовласые старики-друиды с длинными бородами. Мелодию, под которую подпевал хор парней и девах, наигрывал бард на замысловатой деревянной арфе. Головы украшены были цветочными венками. В сторонке от двух огромных, выше меня в два раза, кострищ резвилась группа детей.

«Хрена они массовки нагнали!» — воскликнула девчонка из Коричневых.

«Доброй Темной Ночи, вновь прибывшие на праздник Лита!» — из толпы выбежала красивая девушка в намокшей от дождя белой робе. В свете огня и благодаря тонкой ткани было видно, что под ней она была совершенно нагая.

Машка, убирая фонарик в кармашек комбеза, неодобрительно хмыкнула и прикрыла ладошкой мне глаза.

«Не пялься, ты еще маленький на тёть таких смотреть.» — с усмешкой сказала она.

«Ну маам, ну я одним глазком, ну ты чееего!» — ухмыльнулся я в ответ и убрал ее нежную руку.

«Меня зовут Дервла. Прошу сюда, облачитесь к очищению!» — девушка повела нас за собой сквозь танцующих человечков.

«Ты это, не теряйся, сына.» — Машка ухватила меня за руку, и мы начали аккуратно избегая толпу безрассудно гулящих идти за Дервлой.

Потеряться в ворохе люда было несложно. Кто-то из ребят других команд то и дело покрикивал, махал рукой и помогал найти дорогу.

«Сколько же они заплатили за такой театр?» — Номер Два, идущий за мной по пятам от самого пляжа, интересовался экономической стороной корпоратива уже не в первый раз.

«Лямов пять-шесть на все удовольствие. Обычно столько в сметах мелькает.» — заразившись атмосферой веселья, ответил ему Миша. Его голос я слышал уже плоховато в какофонии звуков и пения, даже при том, что он кричал и был совсем неподалеку.

«Фига-себе, сказала я себе!» — это была уже Яся. Ее голосок можно еще было без ошибок различить даже в шуме.

«Да, стандарт для нашей компании, не удивляйтесь.» — Миша лишь посмеялся. В его отделе, как и в моем, суммы проходили порой и восемью, девятью, даже десятью нулями — такая цифра не сильно впечатляла.

«Прошу надеть ритуальные одежды и венки. После чего можете наслаждаться игрищами, яствами и песнопениями! Вскоре начнется обряд очищения. Славной Тёмной Ночи!» — сказав это, красотка вернулась в хоровод молодежи.

На массивном столе лежали бело-красные робы и венки из различных растений.

«А где переодеваться?» — задалась вопросом какая-то девчонка из Беляшей.

«Здесь очевидно. Ты стесняешься?» — улыбнулся ей ее напарник, уже снимающий майку и стягивающий шорты, — «Вроде дресскод тут вполне себе открытый и без комплексов.»

Парниша напялил первую попавшеюся безразмерную робу, затем из под нее стянул и труселя.

«На одежду надевай и не парься.» — Машка уже примеряла на себя красную с вкраплениями белого одежду, прямо поверх комбеза, — «Лично я нудистничать не собираюсь. А ты, Лех, похвалишься причиндалом?»

«Не, спасибо. Холодно сёдня что-то, ветерок, погода не летная…» — присоединился и я к переодевке. Прохлады на самом деле я не чувствовал совсем. Даже наоборот — стало душно и очень тепло, как только мы подошли ближе к Кострищам. Они грели будь здоров, полагаю и Машке было вполне тепло, и всем остальным, но в толстовке под низом робы мне было как-то комфортнее. Человек я без комплексов, конечно, но при Машке что-то было неохото оголяться вот так, в первый раз… И потом, грела и Пустышка в кармане. С ней тоже не очень было охото разлучаться и оставлять на произвол судьбы. Вдруг сопрет еще кто. Надо было ее в ячейку к мобиле положить все-таки в перерыве между испыталками.

Не успел я вылезти из воротника, как на моей голове уже очутился венок.

«Сием обручаю нас официально, о Адам!» — Маша громко пустилась в хохот. — «Ладно, шучу. С родителями сначала еще познакомлю, мало ль ты им не понравишься. Давай выбирай мне венок! Тебе потоньше, покомпактнее выбрала, а то в пляс пустишься — мешать будет.»

«Я больше горю желанием чего-то уже мертвого захомячить, более человеческого, чем тот полдник с насекомыми… И выпить не мешало б. Набегался уже вдоволь за день. Вот так…»

«Ромашки, самые обыкновенные и неказистые?» — тон Маши был какой-то неуловимый, загадочный, задумчивый.

«Ага, сдается мне — тебе к лицу. Не отвлекают от естественной красоты, а лишь подчеркивают. Тебе не нравится?»

«Наоборот… Очень.» — Машка залилась едва заметным в свете пламени румянцем и побежала к поющему народу, — 'У меня еще полно сил, иди кушай, попозже присоединюсь!

«Подожди, я с тобой!» — следом кинулась и Яся. Она тоже не стала снимать комфортный комбез.

Буквально пара секунд — и я потерял их из виду, слишком много народу мельтешило перед глазами.

Стало быть, где у нас тут хавчик?

Тут только стол и ребята наряжаются… О, смотрю не так уж все и стесняются облачаться на голое тело. Даже девчонки. Особенно девчонки. Видимо не хватает им «свободы» в жизни. Не удивлен и Соню видеть, спокойно щегаляющую тельцами перед Казахом и остальными. Зрелище прекрасное, но я его уже видал — не шибко интересно. Чай уже не пубертатный пацанчик, глазеть и подсматривать тайком давно не привлекает. А вот пожрать вкусного чего фестивального, приготовленного на природе. Ням-Ням.

Тут ловить нечего, пойду к огню — наверняка там и готовят.

«Разве сегодня Ивана Купала? Я думала позже.» — донесся до меня разговор из стана Чернышей, пока я проходил мимо них.

«Ну, так нам сказали, Лита! По сути, конечно, одно и тоже почти, но…» — отвечал пацан с длинными волосами.

Неохота слушать пустую болтовню. Устал уже блин за день… Лучше этнической музыкой насладиться. Прислушаюсь-ка, что там поют хоть, а то голоса складываются в довольно сочный хорал, пусть и вразнобой поющих на разный лад, с заглавным запевающим Бардом с арфой под дубом.

'Длани мои скорчены,

брани мои кончены,—

убылая вода унесла

былые дела и отчины.

Много у бога благости,

да мало убогим радости:

тяжек мне в старости день бытия,

я же знал радость во младости.'

Мотивчик игривый, а слова… немного навевали тоску. Вот уже и кострище… Еды нет, обойти его с другой стороны надо бы, широкий…

'Увенчан я был в товарищах

и женщин любил подобающих,

а ныне, увечный я человек,

бег завершил на ристалищах.

Забылось в тоске, что минуло,

разбилось в куски и сгинуло:

частью в камнях, частью в костях,

по счастью, и в горсть мне кинуло.'

О, наконец-то! Длинный стол, украшенный желтыми и красными лентами, был уставлен самой различной едой: свежие фрукты